Поэт говорит сердечно и со всей прямотой: «Твой муж — твой господин»; «Как подданный перед своим монархом, так и жена должна быть перед мужем».

Хотя Шекспир в своих произведениях и не дал гневную отповедь, однако, он не проявил и слабости мужского характера мужественно воскликнув с открытым забралом: «Коварство — имя твое, женщина!»

Георг Кристоф Лихтенберг высказался не менее возвышенно: «То, что они называют сердцем, находится значительно ниже четвертой пуговицы жилета». И совершенно справедливо добавил: «У женщины местоположение чувства чести совпадает с центром тяжести ее тела».

А Байрон? Нет ни одного великого поэта, который был бы так родственен русскому духу. Как говорили в девятнадцатом веке — он писал пером Пушкина, водил рукой Лермонтова. Этот благородный и высокоодаренный человек, как и Наполеон, отзывался о женщинах весьма достояно и правдиво: «Положение наших женщин в обществе неестественное. У турок в этом отношении уж куда лучше. Они запирают их, но при этом женщины гораздо счастливее. Дайте женщине зеркало и сладости и она довольна. Я страдал от второй половины рода человеческого, сколько помню себя. Наиболее мудры те, которые не вступают с ними ни в какие отношения. Рыцарская служба у женщин, может быть, такое же жалкое рабство и еще более жалкое, чем всякое другое».

Сколько светлых лучей прорезало в это время мрак, покрывавший всю Европу! Большая часть познаний, которыми ум человеческий теперь гордится, были уже предчувствуемы тогдашними умами, миру недоставало только форм прекрасного, и он отыскивал их, обратив взоры на древности. Прикоснемся же и мы к тем величественным эпохам и приоткроем драгоценные кладовые незамутненного разума.

В истории китайской философии нет фигуры, по масштабу равной Конфуцию. Он пользовался непререкаемым авторитетом при жизни, к его творчеству неизменно обращались философы последующих поколений, его имя занимает одно из ведущих мест в ряду легендарных исторических личностей. Китайский мудрец предостерегал: «Строить правильно отношения труднее всего с женщинами и низкими людьми. Если приблизишь их к себе — они станут развязными, если удалишь от себя — возненавидят».

Цицерон содрогался при одном имени сладострастия: «Стыдно смотреть на тех, кто ликует дорвавшись до Венериных утех, мерзко — на тех, кто еще только рвется к ним воспаленным желанием. Такой порыв обычно называется „любовью“ — и в нем видна такая слабость духа, которую и сравнить не с чем».

Аристотель, которого философ Чаадаев считал порождением нового ума, считал, что создание женщины — ошибка Природы. Демокрит определил, что «нечестиво и скорбно и крайний позор, если кто-то подвластен женщине». Пифагор, сей мудрый муж, учил просто и доходчиво: «В огонь впасть и в женщину — одно и то же». Но открыл всем глаза Диоген, сказавший, встретив спорящих женщин: «Глядите: змея у гадюки яду просит!»

Да, вы не можете себе представить, сколько дивных заключений можно извлечь из ничтожного числа литературных памятников, рассеянных по необъятным степям нашей истории, сколько могучих сил откопать в нашем прошлом. Если сопоставить с этим благородным прошлым жалкое прошлое католической Европы, то это сравнение устыдит ее такой мощью и высокомерностью, что просто диву можно даваться! Кристально ясная, пламенная и картинная речь наших предков, вдохновляемая несомненной благосклонностью высших сфер, может обратить на путь истины изрядное число нынешних обывателей, истомленных своей бесплодной рутиной и, наверное, не подозревающих, что бок о бок с ними существует целый неизвестный мир, который изобилует всеми недостающими им элементами прогресса и содержит в себе решение занимающих их и не разрешимых ими проблем.

Итак, мы должны вернуться назад, должны воскресить то прошлое, которое так злобно похитили у нас, восстановить его в возможной полноте и засесть в нем навсегда. Вот работа, к которой я присоединяюсь всей душой и успех которой есть предмет моих желаний, особенно потому, что вполне оценить тот своеобразный поворот, который мы совершаем теперь, можно будет, по моему убеждению, лишь в день его окончательного торжества.

До сих пор мы только пытались открывать читателю глаза на доселе скрытое или завуалированное, и тем самым хоть каким-то образом пытались способствовать установлению справедливости. И не надо думать, что ранее все это не имело воздействия на своих современников. А подтверждением нашим словам будут несколько примеров из пыльных архивов, которые говорят не только сами за себя, но и за тех достойных мужчин, которые нашли мужество не праздновать труса.

В 1770 году английским парламентом был принят закон, в котором говорилось: «Всякая женщина, какого бы она не была возраста, положения или профессии, девица, замужняя или вдова, которая с помощью косметики, румян, помад и прочего соблазнит к браку мужчину, наказуется, как обманщица, а сам брак считается недействительным, если обманутый муж пожелает».

В том же году сенат во Франкфурте-на-Майне издал указ: «Если кого-либо из мужчин в нашем городе обманом заставят вступить в брак, используя разные подложные средства, как-то: белила, румяна, помаду, духи, вставные зубы, накладные волосы, подушечки вместо грудей и тому подобное, женщина подлежит суду за колдовство и суд может признать брак недействительным».

Во Франции король Людовик пятый издал указ, направленный против «окончательного падения нравов» и «разлагающего влияния моды». Указ гласил, что если побелка женского лица и шеи при помощи белил или расчернения бровей и ресниц при помощи ядовитой черной краски, будут допущены, как противонатуральные приемы воздействия на жениха, то виновная в сем коварстве женщина изъемляется из помолвленного состояния, а если брак уже состоялся, то он неминуемо расторгается с возвращением законной жены в лоно родительское с возмещением потерпевшему супругу всех потерь и расходов.