Вначале на меня немного сердились, но я никогда не пожалел о принятом решении. Позднее, когда я ближе познакомился с этими северянами, я понял, какие они прекрасные ребята. А Чарноки с тех пор сделались мои ми верными друзьями, и я всегда считал мой футбольный опыт с русским пролетариатом самой ценной частью моего русского воспитания. Я боюсь, что опыт этот i принес мне больше пользы, чем моему клубу. С трудом я \ справлялся с порученным местом в команде. Несмотря на это, матчи были очень интересны и вызывали огром ный энтузиазм. В Орехове нам приходилось играть перед толпой в десятьпятнадцать тысяч человек. За исключе нием проигрышей иностранным командам, мы редко проигрывали. Разумеется, опыт Чарноков увенчался пол ным успехом. Если бы он был заимствован другими фабриками, то влияние его на характер русских рабочих оказалось бы очень значительным. В моей карьере рус ского футболиста имел место лишь один интересный эпизод. Это произошло в Москве, где наша заводская команда встретилась с германскими чемпионами. Из по буждений корректности русские футболисты предложили немцу быть рефери. Немцы были значительно сильнее наших игроков и использовали это свое преимущество для некорректной игры. В особенности один немец играл возмутительно грубо против молодого семнадцатилетне го английского студента, племянника Чарноков и блестя

щего футболиста, игравшего в нападении рядом со мной левым крайним. После того как немец сшиб его с ног в пятый или шестой раз, я разозлился и обругал его в выражениях, которые действительно никогда не употре бил бы в Англии. Рефери немедленно остановил меня. «Будьте поосторожнее, — обратился он ко мне на пре красном английском языке. — Я слышал, что вы сказали. Если вы еще раз позволите себе употребить такие выра жения, я вас удалю с поля». Выражения, которые я упо требил, не были так уж ужасны. Это было обращение к Всевышнему с просьбой поразить немца и отправить его в самые глубокие недра преисподней. Но в тот момент я все же содрогнулся. Как молния, мелькнули у меня перед глазами заголовки в английской прессе: «Британский вицеконсул удален с поля за сквернословие», и я тут же подло и пространно извинился. После игры я сообщил о своих опасениях судье.

— Если бы я знал, кто вы, — заметил он со сме хом, — я удалил бы вас с поля без предупреждения.

В течение этих месяцев подготовительной работы на мою жизнь влияло еще коечто. Это дружба с Джорджем Боуэном, молодым артиллеристом, который изучал рус ский язык за счет военного министерства. В общем, я был невысокого мнения о военных переводчиках. Однако Боуэн являлся исключением. Это был светловолосый ма ленький человек, очень серьезный и умный. Он обладал спокойным характером, который редко ему изменял. Мы очень подружились и, по крайней мере, раз в неделю обедали вместе, причем во время этих обедов находили отдохновение от нашей работы, сопоставляя мнения о наших русских учителях. Он был прилежным работни ком, и, поскольку мы превратили наши обеды в своего рода гастрономическое соревнование в знании русского языка (кто первый спотыкался на какомнибудь слове в меню, тот платил за обед), эти обеды не наносили ущерба нашим русским занятиям.

В июне для нас обоих истек шестимесячный срок пребывания в Москве. В это время мы уже умели с известной беглостью изъясняться между собой на лома ном русском языке. С характерной скромностью мы не производили этих упражнений на улицах, а приберегали их для уединения парков и лесов. Мы жили очень скром но и лишь изредка позволяли себе выходить из рамок строгой экономии, которой научил меня Боуэн.

Однако случались и прорывы. В особенности ОДВо отступление от этого режима чуть ли не нанесло ему непоправимого удара. В июле мое начальство с семьей перебралось на дачу своеобразный летний домик за городом, куда отправляются все русские, за исключением самых бедных, чтобы избегнуть удушливой жары москов ского лета. И семья Эртелей выехала за город, оставив ме ня одного в квартире. Боуэн проводил отпуск на даче со своим русским семейством. Я был одинок и несчастен, Но непоколебим в своем новоявленном аскетизме. Однажды днем Боуэн вошел ко мне. Небо было цвета чернил. С юга приближалась гроза, и зной, растопивший асфальт, стал невыносимым. С красным лицом Джордж кинул свою шляпу на кровать и бросился в кресло.

— Я сыт по горло, — сказал он. — Это дачное существование разбило меня. Пятеро взрослых и трое детей в четырех расшатанных комнатушках. Стены как из бумаги. Клопы не дают спать. Целый день у меня в комнате рвет больную собаку. Василий Васильевич хра пит, а сегодня я застал Марию Петровну в момент, когда она шпилькой подбирала капусту с тарелки. Мне осто чертел пуританизм. Сегодня я хочу веселиться.

В этот момент разразилась гроза, и в течение трех четвертей часа, молнии плясали вокруг голубых и позо лоченных куполов Кремля. На затопленных улицах пре кратилось движение трамваев, и они стояли, похожие на к корабли со спущенными якорями. Гром сотрясал дом до } основания.

Мы заперли окна и, сняв пиджаки, лежали не двигаясь в креслах. Пот ручьями струился по лицу Джорджа. У меня болела голова. Мучительно прошел час. Неожидан но солнце выглянуло изза туч. Мы быстро открыли окна. Приятной прохладой повеяло из монастырского сада, расположенного напротив нашего дома. Деревья, которые час назад были сухими и покрытыми пылью, окрасились в ярко зеленый цвет. На улицах возобнови лось обычное движение. Двинулись трамваи и вместе с ними и мы.

Мы наметили наш план действий. Джордж останется ночевать у меня. Мы пообедаем в «Эрмитаже». Потом ж^летьП1РаВИМСЯ В *AkbWm»« Решено расходов не

лисГkHm!Z !CwBUMH книжка*« в руках мы направи лись к Мюру и Мерилизу московскому Харродсу, и

предъявили наши чеки. Каждый был на 25 фунтов, что представляло для меня месячный заработок а для Джорджа и того больше. С волнением мы следили за выражением лица кассира. До сих пор мы никогда ее брали больше десяти фунтов. Он немедленно, без всяких колебании оплатил наши чеки. В те времена кредит бри танских чиновников был неограничен.

Счастливые и в самом легкомысленном виде мы от правились в прекрасный летний сад «Эрмитаж». В бассей не мы выбрали для себя стерлядь. Мы отобедали, как это обычно делают молодые люди, беспечно, нелепо пробуя все незнакомые русские блюда и запивая все это таким количеством водки и шампанского, которое вряд ли было полезно нам. Наша расточительность привлекла к нам внимание со стороны одетых в белое официантов, в то время как еврейскрипач Криш играл в нашу честь весь имеющийся у него английский репертуар. Обед продол жался очень долго, и мы закончили его парой хороших сигар и коньяком «Наполеон» по десять рублей стакан. Коньяк оказался неважным, конечно, Наполеон его ни когда не пил. Но глупцы должны учиться на опыте. На меня урок подействовал, и с этого дня коньяк «Напо леон» меня никогда больше не прельщал.

Настоящее приключение произошло несколько часов позже в «Аквариуме». Этот обширный увеселительный парк содержался негром по имени Томас — британским подданным, с которым консульство было не в ладах изза приглашения молодых английских девушек в ка честве шансонеток. В этом парке он содержал приличную оперетту, не менее приличную открытую сцену и значи тельно менее приличную веранду с кафешантан и неизбе жной анфиладой отдельных кабинетов для кутежей с цыганами.

Мы вошли в кафешантан довольно поздно, заняли лучшую ложу и уселись в ожидании того, что даже нам, в нашем приподнятом настроении показалось скучным. Быстрая смена на эстраде бесталанных танцоров и пев цов, которые показывались в течение нескольких минут, после чего кланялись, переодевались и присаживались к столикам, скоро нам надоел и даже «Макаронный чело век», который пил невероятное количество шампанского в невероятно короткий срок, не сумел приподнять того мрачного настроения, которое начало быстро овладевать нами. Затем внезапно были притушены огни в зале. Ор