Только исключительное чувство ответственности заставило ее сегодня явиться на работу. Информационный бюллетень «Галлахер-групп» должен непременно быть подготовлен к печати до полудня. Эбигейл еще ни разу не задержала его выпуск, но в лифте она призналась себе, что притворяться, будто дело только в работе, глупо.

Мелодия сальсы зазвучала еще громче, когда Мейвис поставила плейер вместе с чашкой на поднос из нержавеющей стали.

— Его там нет, дорогуша. Сегодня у Макса запись на каком-то крупном телеканале. Бедняжка! Он бормотал что-то насчет своих таблеток.

Эбигейл совсем забыла и о лекарствах Макса, и о его ужине, и о костюме для «Бесед по понедельникам» — еженедельной телевизионной передачи, в которой лучшие финансисты страны обсуждали текущее положение дел на рынке ценных бумаг. Можно себе представить, во что оделся Макс.

— Да черт с ним! — выразительно фыркнула Мейвис. — С тобой-то все в порядке? Тебя вчера не было весь день.

Эбигейл кивнула, и множество новых завитушек выскочило из прически.

— Я бродила по берегу и пыталась решить, что мне надо делать.

— А не подумала ли ты и о том, что тебе хочется сделать?

— Чего я хочу, я знаю, Мейвис. Вчера я приняла самое безумное, самое импульсивное решение в жизни, но, поразмыслив, отказалась от него.

— Вот как? И что же за безумное и импульсивное решение ты приняла?

— Я хочу его. Я хочу Макса.

Мейвис уставилась на нее не моргая, затем ласково усмехнулась:

— Это может казаться неожиданным тебе, моя дорогая, но не мне.

— Нет, это вовсе не то, о чем ты подумала. Я хочу его, но только на одну ночь.

— На одну ночь… то есть ты хочешь сказать — «на всю ночь»?

— Именно. Если я не могу получить Макса Галлахера на всю жизнь, то… — Эбигейл сделала глубокий вдох и опасно дрогнувшим голосом добавила: — Я хочу провести с ним ночь. Одну незабываемую ночь.

— О! — только и смогла произнести Мейвис.

Эбигейл вытерла навернувшиеся на глаза слезы и, нахмурившись, посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Безумие, правда? Ты только посмотри на меня.

Их взгляды встретились в зеркале.

Секретарша приподняла бровь:

— У тебя действительно немного растрепалась прическа.

— Безнадежно. Я все утро трудилась над этим ежевичным кустом, пыталась совладать с проклятыми завитушками — все напрасно.

— Вот! Именно в этом твоя проблема, — нравоучительно заметила Мейвис. — Ты зажата. Моя бабушка всегда говорила: «Распусти волосы — и освободишь душу».

— Это была Бабуля Свон?

— Она самая. Тишанда Свон, самая независимая женщина в округе Макон, штат Джорджия.

— Твоя бабушка была независимой? — Эбигейл не совсем понимала, что это значит, но была уверена — что-то хорошее.

— И до сих пор такой остается. Чего только не знает эта женщина о том, как освободить душу! — Улыбка Мейвис стала мечтательной. — Когда, навыписывав заведомо необеспеченных чеков, моя мамочка смылась из города, едва унеся ноги от шерифа, Тишанда взяла меня к себе и воспитала. Эта женщина умела наслаждаться каждым мгновением жизни. Она смаковала ее сама и не считала, что следует обескураживать ребенка, ограничивая его естественные аппетиты, вот почему, наверное, я выросла такой незакомплексованной.

Как интересно. А бабушка Эбигейл была дочерью пресвитерианского священника, убежденного в том, что естественные аппетиты человека нужно ограничивать всегда и с помощью розог.

— Иди-ка сюда, я распущу тебе волосы, — приказала Мейвис.

Возможно, Эбигейл была слишком легковерна, но в конце концов — что ей теперь терять? И она полностью отдалась в руки Мейвис. Уже минуту спустя никакие заколки и резиновые тесемки не стесняли ее волос. Мейвис пальцами расчесала густую курчавую гриву Эбигейл, «высвободив дарованное природой богатство», как она выразилась, а затем с помощью смоченной в теплой воде расчески превратила тугие завитки в свободно струящиеся локоны, естественно обрамлявшие лицо Эбигейл.

Трудясь над новым образом подруги, Мейвис продолжала напевать себе под нос и время от времени отпивала глоток-другой из чашки. Глядя, как смачно она причмокивает губами, Эбигейл подумала, что там должно быть что-то очень вкусное.

— Замечательно! — воскликнула она, любуясь темно-золотистым буйством локонов, возникавшим по мере того, как Мейвис вытягивала их один за другим и опрыскивала лаком.

К концу процедуры Эбигейл была вполне готова выйти из укрытия и завоевать весь мир, но оказалось, что подруга еще не закончила.