Она стояла, безмолвно переводя взгляд с одного мужчины на другого, но в конце концов остановилась на Максе.

— Вы собираетесь жениться только для того, чтобы выиграть пари у мистера Уэстона?

— Называйте меня просто Джеффом… — хмыкнув, предложил Уэстон, откидываясь на спинку кресла. — Видит Бог, я очень люблю выигрывать.

— Это нечто большее, чем просто пари, — ответил. Макс, окинув Джеффа тяжелым взглядом. — Я и без того много лет назад решил жениться к сорока годам.

— Понимаю, — холодно сказала Эбигейл.

Она знала, что этот злосчастный кубок время от времени переходит от одного мужчины к другому с тех самых пор, как еще в студенческие годы Макс выиграл его у Джеффа на соревнованиях штата по борьбе. Позднее, уже в аспирантуре, Макс распланировал свое будущее, а его друг поспорил с ним на этот кубок, что ему не удастся выполнить все свои пятилетние планы.

Однако Макс владел кубком вплоть до своего тридцатипятилетия. И вот здесь случилась осечка: из-за незначительной формальности, которую он проморгал, право начать инвестировать ценные бумаги было получено им с опозданием всего на месяц, но кубок, по условиям пари, перешел к Джеффу и с тех пор находился у него. Эбигейл считала и себя отчасти виновной в этом.

— Можно ли мне узнать, — поинтересовалась она, — что такое идеальная женщина?

— Можно. — Джефф выудил из кармана помятый листок, вырванный из блокнота, и демонстративно разгладил его. — У меня здесь случайно оказался перечень условий, который мы составили, когда были двадцатилетними…

— Придурками, — продолжил Макс.

— Точно, — согласился Джефф. — Вероятно, мне не следовало бы оглашать его в присутствии женщины.

— Читайте! — Эбигейл не удалось скрыть нетерпения. — Как, скажите на милость, я смогу найти вам образец безупречной женщины, если не буду знать, что искать?

Джефф взглянул на Макса и получил его одобрение в виде кивка.

— Ну что ж, вот что означает женский идеал. Не обязательно в такой последовательности: она должна иметь большие сись… то есть восхитительное вымя, говорить только сексуальным шепотом, не громче, уметь подавать пиццу, пиво и в промежутках танцевать на кофейном столике с обнаженной грудью, и последнее — по счету, но не по значению — она должна уметь подавать крученый мяч по биссектрисе.

Он замолчал, и в комнате повисла напряженная пауза, которая, как надеялась Эбигейл, была вызвана глубоким смущением мужчин. Восхитительное вымя? Можно подумать, что им нужна дойная корова, которая к тому же может играть в футбол и служить официанткой.

— Таковы были мечты разочарованных двадцатилетних выпускников-экономистов, — тихо, но с чувством произнес Джефф.

— А теперь, когда вам по сорок? — с надеждой спросила Эбигейл.

Джефф потряс в воздухе листком:

— Мне это по-прежнему подходит. А ты что скажешь, Макс?

Макс согласно кивнул, не задумавшись ни на секунду.

— Кто же не захочет женщину, которая умеет давать крученый пас?

Эбигейл с такой силой сжала свою шариковую ручку, что чуть не переломила ее пополам, однако занесла в блокнот еще один пункт: «Позвонить в ветеринарную службу и попросить, чтобы их обоих кастрировали».

— У тебя такой вид, словно ты съел какую-то кислятину, — заметил Джефф. — Что-то не так с твоим сандвичем?

Макс не замечал того, что его лицо искажено гримасой, как и того, что друг наблюдает за ним.

— Что может быть не так? Это же тунец. Я обожаю тунца. И всегда обожал. Отвяжись!

— Хорошо, хорошо, приятель. Охолони. Я просто поинтересовался, отчего у тебя такая кислая мина.

— Вовсе она не кислая. Я жую. Есть люди, которые это делают, прежде чем глотать.

Джефф положил свой сандвич на тарелку и продолжил допрос:

— Отчего ты так раздражен? Надеюсь, это не связано с поиском идеальной женщины?

Макс хотел было снова возразить, но передумал. На них уже и так стали оборачиваться посетители ультрамодного бистро, где друзья часто перекусывали после работы. Не было никакого желания попасть в бульварные газетенки. Этот ресторанчик частного оздоровительного клуба славился очень надежной охраной, главным образом именно поэтому Джефф уговорил его пойти сюда — и еще из-за «голеньких простушек», как он их называл. Но поскольку это был приют знаменитостей, папарацци не гнушались подкупом персонала.

Макс не мог понять причины своего раздражения. Честно говоря, и в том, что действительно любит тунца, он не был так уж уверен. Достоверно это могла сказать только Эбигейл, которая отлично знала, что босс обычно заказывает в клубе, и тем самым избавляла его от необходимости выбора. У нее была целая наука о том, что Макс любит и чего не любит. Черт, эта девица знала все, что можно было о нем знать, включая уровень холестерина и сахара в его крови, а может быть, и анализ его спермы. Ведь именно ей сообщали результаты ежегодной диспансеризации мистера Галлахера.