В Европе играли лучше, средний уровень был выше американского. Вот и вся разгадка. В Европе играли лучше, он должен был учесть это и быстро перестроиться.

Разве он, Пол Морфи, не умеет играть эндшпиль? Надо лишь отказаться от азартных атак. Надо все время помнить о грядущем эндшпиле, все время иметь его в виду. Раз в Европе играют так, значит, и ему надо постигнуть эту стратегию, овладеть ею. Это скучно, но ничего не поделаешь. Быть может, потом, сверху, он продиктует свою стратегию, ныне еще неизвестные законы игры…

Тусклая заря забрезжила в стеклах, Пол вспомнил ослепительные рассветы Луизианы. Да, здесь все иначе, и это он обязан понять и усвоить. Другого пути нет. Пол снова забрался в кровать и вскоре задремал. Проснулся он свежим и бодрым.

Чувство сделанного важного шага, ценного приобретения прочно держалось в нем и не уходило.

Вечером он легко выиграл у Барнса две партии, а на следующий день – еще две.

Поскольку первая серия закончилась вничью со счетом 4:4, они уговорились сыграть вторую, из восемнадцати партий.

Игра началась на следующий день. Пол чувствовал себя значительно лучше, насморк прошел, он начал привыкать к английскому климату. Он сразу же начал выигрывать партию за партией и закончил матч с разгромным счетом 15:3.

С Барнсом было покончено, Пол снова обрел себя и уже не понимал: как мог он проигрывать этому Барнсу неделю назад? Это было совершенно непонятно, просто загадочно.

Мистер Томас Гэмптон довольно кисло поздравил Пола с победой и предложил ему нового противника – лондонского маэстро Бодена.

– Имейте в виду, мистер Морфи, – сказал он таинственно, – что Боден – сейчас один из сильнейших шахматистов мира. Мистер Иоганн Левенталь начинает стареть, мы далеко не уверены в том, что он играет сейчас сильнее Бодена…

– Хорошо, – сухо сказал Пол. – А каковы финансовые условия мистера Бодена?

– У него нет никаких условий. Мистер Боден – обеспеченный человек, он поставил единственное условие – играть по одной партии в вечер.

– Тем лучше! – весело сказал Пол. – Это будут настоящие шахматы!

Коренастый черноусый Боден принял Пола суховато, без теплой нотки. Играть ему не хотелось, он согласился на уговоры мистера Гэмптона просто из лондонского спортивного патриотизма.

Впрочем, в победе он не сомневался, о чем и заявил спортивным репортерам. Боден потребовал также, чтобы игра велась без зрителей, в закрытом помещении, при одном только судье.

Пол любезно соглашался на все условия лондонского маэстро. Ему нужно было играть, а играть он мог в любых условиях.

За одну неделю он разбил Бодена со страшным счетом 5:1. Это было неслыханно, Джордж Уокер на страницах своей газеты признался, что назвал бы лжецом всякого, кто утверждал бы, что Бодена можно разбить с таким счетом.

Сам Боден негодовал из-за того, что счет матча появился в печати: он утверждал, что матч являлся неофициальным уже потому, что игрался без зрителей, и что поэтому счет его не следовало публиковать. Он обвинял в этом Пола, и отношения между ними навсегда остались холодными.

Впрочем, Пол не был виноват в том, что счет матча просочился в печать. В свободный день он играл легкие партии в Сент-Джордж-клубе, когда к нему подошел долговязый Фред Эдж, знакомый Полу по нью-йоркскому конгрессу.

Льстивый и искательный по-прежнему, Эдж мертвой хваткой вцепился в Пола и уговорил нанять его, Фреда Эджа, в личные секретари без жалованья на все время пребывания Пола в Европе.

Эдж чувствовал нюхом, что вокруг заморского гостя журналисту найдется чем поживиться. У Пола не хватило жесткости, чтобы отвергнуть домогательства Эджа. Он пригласил его в секретари – и заложил основу ряда неприятностей в будущем.

Видимо, через Эджа и проникли в лондонскую печать результаты матча Морфи – Боден.

Счет был столь внушителен, что о Поле заговорили все газеты. Даже брюзгливый «Таймс» снисходительно одобрил «энергичную игру молодого американца».

А молодой американец тем временем разгромил лондонского маэстро Лэве с убийственным счетом 6:0.

Пол освоился с английским ритмом жизни, он чувствовал себя уверенно и знал сам, что игра его становится все сильнее с каждым днем. Он берег и холил свою растущую силу. Он понял своих учителей и сумел превзойти их.