Шрифт:
– На континенте и над островами.
– Вот и прекрасно. Из этого выйдет замечательный очерк.
– Даже не знаю, интересно ли это хоть кому-нибудь.
– Зато я знаю. Вы смогли бы уделить мне пару часов вашего драгоценного времени?
– Сейчас да, а завтра… зависит от погоды.
– Значит, сегодня.
– Вы очень целеустремленный человек, господин Вайс.
– Майкл.
– Что?
– Майкл. Просто Майкл, и ведь вы уже так ко мне обращались… Так что – просто Майкл, и давайте сядем куда-нибудь. Ну вот хоть сюда. Здесь нам будет удобно.
– Майкл.
– Да?
– Один вопрос. Откуда вы узнали?
– Что будете пить, Клаудиа? Что узнал?
– Бренди. Обо мне.
– Два бренди. О вас? Мне позвонил Зильбер.
– А кто такой Зильбер?
– Ну, мы учились вместе. В школе… только я младше на год, но, знаете, как бывает? Встречались, были знакомы, вот он и позвонил.
– А он? Он откуда узнал?
– Ну, Клаудиа! Как же ему было не знать, если он вас и сбил? Постойте! Вы хотите сказать…
– Сбил? Он? Так это был Янычар?!
– Простите, Клаудиа, но я вас не совсем понимаю. О каком янычаре вы говорите?
– О том, который меня сбил. У него на фюзеляже были нарисованы ятаганы. Скрещенные ятаганы.
– И?
– Я встречалась с ним несколько раз. В воздухе. Запомнила. Ну и прозвала Янычаром.
– Вот оно что! Интересно. Живые детали всегда интереснее сводок. Вы не будете возражать, если я это запишу? Нет? Спасибо. Память – плохой помощник. Даже моя.
– Записывайте. Он ведь невысокий, да? Я Зильбера имею в виду. Невысокий, плотный такой, широкий? Темный блондин, но смуглый. А глаза…
– Серые.
– Да.
– Да, это Зильбер. Эма Зильбер. То есть, Эммануил, конечно. Он что же, не представился?
– Обстоятельства не располагали.
– Понимаю. Но это и неважно. Он вас сбил, он вас и спас. Позвонил мне, рассказал… Ну а дальше уже вопрос техники.
– Он…
– Ему пришлось выйти в отставку, если вы об этом хотели спросить.
– Что? В отставку? Но он же ас! Как они могли?!
– Они могли.
– Черт!
– Совершенное вами согласен. Итак, Клаудиа, вы летали…
– Подождите!
– Жду.
– Как он? Вы знаете что-нибудь?
– Самое странное, что да, знаю.
– ???
– Он в Нидерландах, в Амстердаме. Служит в КЛМ. Им нужны грамотные пилоты. Конечно, пассажирский фоккер [81] не истребитель, но все же самолет. Так он мне, по крайней мере, сказал при нашей встрече.
– Когда вы его видели?
– На Рождество. В Лондоне. Представляете? Два еврея встречают в Лондоне Рождество…
– Вы же сказали, что он в Амстердаме.
81
Имеется в виду пассажирский самолет Fokker F.XXXVII, самый большой из транспортных самолетов компании Fokker. F.XXXVII вмещал четыре члена экипажа и 36 пассажиров. Летал в компании KLM с марта 1937 года.
– Я же сказал, что он летает на фоккере. Знаете этот их большой аэроплан с четырьмя моторами? Тридцать шесть пассажиров! Огромный, как дом. Вот Зильбер и таскает его по маршруту: Амстердам – Лондон. А в Лондоне мы и пересеклись. Вообще-то я хотел написать об этом голландском чуде… Не все же русским да американцам строить большие корабли! Пусть вот хоть голландцы…
– Пусть голландцы. Вы знаете его адрес?
– В Амстердаме? Да, знаю. Кайзерграхт, сто двадцать. Это отель «Олимпия».
– Спасибо!
– Пожалуйста. Теперь можно вас спрашивать о войне?
– Теперь можно.
Зима в Амстердаме не лучшее время года. Снег выпадает редко, а если и бывает, то мокрый и тает быстро. А чаще идет дождь. Дождь, кажется, идет все время, и не только зимой, но зимний дождь – постоянный спутник горожан. То мелкий и медленный, то и дело сбиваемый резкими порывами холодного ветра, то сильный – проливной, падающий стеной с низкого темного неба. Дождь – составляющая жизни города, неотъемлемая часть городского пейзажа. Во время дождя город становится темным. Темна вода в каналах, темны окна, закрытые ставнями. Темный город. Печальный. Чужой. Особенно для левантийца, привыкшего к голубому небу, солнцу, наполняющему прозрачный воздух теплом и светом, синему морю. И все-таки Амстердам нравился Зильберу. Был у него характер, у этого города, и это было главным.
В хорошую погоду, если, конечно, не было полетов, Зильбер отправлялся в долгие пешие прогулки по городу. Он шел, не торопясь, по Кайзерграхт, следуя плавному изгибу канала, пока не добирался до Амстеля. Потом – вдоль Амстеля до моста. Переходил реку, и там было уже рукой подать до еврейского квартала. Потом он, бывало, заходил в старую Португальскую синагогу и сидел там, иногда по часу и больше, с удовольствием вдыхая запах старинного полированного дерева, который, казалось, уносил его в прошлое, домой. Потом он, также не торопясь, возвращался в отель, но уже другой дорогой. Теперь он спускался по Амстелю до Нового Рынка и через него выходил на Дамрак и шел дальше мимо церкви Нуе Керк, пересекал каналы и выходил на Кайзерграхт несколько выше своего отеля, в районе 140–150 номеров. По дороге, обычно где-нибудь в районе Сингеля, он обедал в одном из старых маленьких чисто голландских кабачков, выпивал пива, а иногда и водки и уже после этого шел спать.