— Я вижу, что дело серьезное и о немедленном ее освобождении не может быть и речи. Признаться, я ожидал этого и пришел к вам только по настоятельной просьбе старого приятеля.

— Ну а вы, будучи на моем месте и узнав обо всем этом, освободили бы девушку?

— Нет, — не колеблясь, ответил Рушиньский. — Ей следует преподать хороший урок. В противном случае представляете, что из нее вырастет?

— Я не считаю себя человеком слишком строгим или мстительным, но эта девица меня буквально допекла. Ясно одно: здесь она проведет и следующую ночь. А что делать дальше — подумаем. Я посоветуюсь с начальством. Думаю, что долго ее здесь держать не будем.

— Спасибо и за это. Надеюсь, вы ничего не имеет против, если я поговорю с прокурором, а возможно, и с вашим начальником в воеводском управлении. Я знаком с полковником уже много лет, очень уважаю его и ценю.

— Вы ведь защитник Янины Воркуцкой, это входит в ваши обязанности.

— Очень приятно было познакомиться с вами, — несмотря на провал своей миссии, адвокат любезно попрощался с Неваровным.

Совещание в воеводском управлении на этот раз было бурным. Капитан Левандовский и приглашенный на совещание подполковник из Главного управления милиции считали, что при такой очевидности состава преступления не может быть и речи об освобождении задержанной. Каждый из офицеров мотивировал это по-своему. Подполковник утверждал, что подделка рецептов становится эпидемией и следует принимать самые решительные меры. Левандовский же считал, что освобождение дочери Воркуцкого, дочери человека известного и со связями, может произвести плохое впечатление как в Подлешной, так и в некоторых кругах Варшавы. Снова начнутся разговоры о двух видах справедливости: для слабых и для сильных.

В этих аргументах было, несомненно, немало резонного. Однако майор Неваровный считал: мягкостью и уговорами можно порой достичь больших результатов, чем строгостью и непреклонностью.

— Мне вовсе не хочется, чтобы Янка Воркуцкая не сдала экзаменов. Хочется добраться до остальных «наркоманов», хоть немного добиться их доверия. Пусть они поймут: мы хотим им только добра. Продемонстрировав силу, надо проявить и доброту.

— Мы не можем замять дело, если совершено столь явное преступление.

— Я вовсе не хочу этого делать, — запротестовал Неваровный. — Просто буду вести следствие медленно. Установлю за освобожденной надзор. Могу добровольно согласиться на роль общественного опекуна. Если за этот срок девушка изменит образ жизни, сумеет избавиться от дурных привычек и сдаст экзамены, то, хотя она и предстанет перед судом, мы сами будем просить о смягчении наказания и об условном приговоре. Чем больше я узнаю этот поселок, в котором работаю, тем больше утверждаюсь в мысли, что старший сержант Квасковяк был мудрым человеком.

— Ну так что? — спросил «старик».

— Майор так горячо защищал эту девушку, что сумел убедить меня, — сказал подполковник. К его мнению присоединился Левандовский.

— Значит, даем Неваровному свободу действий, — решил шеф.

— Я рад, что ты «ожил», — сказал «старик», когда они с Неваровным остались одни. — Только бы это проклятое дело стронулось с места.

— Наверняка стронется. Идеальных преступлений не бывает.

— Напал на след?

— Небольшой. Начни я о нем рассказывать, ты опять станешь смеяться. Но чувствую, это верный путь.

— Догадываешься, кто убил Квасковяка?

— Оснований для подозрений у меня нет. Не знаю я и повода, хотя он был, и очень веский. Поиски займут немало времени. Но я уверен, что ищу там, где надо.

— Только помни, никакой бравады.

— Если меня найдут с разбитой головой, тебе станет известно, кто и почему это сделал. Я буду предусмотрительнее Квасковяка: оставлю в столе подробные записи.

На другой день майор Неваровный приказал капралу Неробису привести к нему задержанную. Когда Янка Воркуцкая появилась в дверях кабинета, она ничем не напоминала позавчерашней девицы.

— Садитесь. — Майор указал на стул напротив себя и начал допрос.

На этот раз девушка не пыталась петушиться. Отвечала тихим голосом. Она полностью призналась и в подделке рецептов, и в том, что полученные таким путем лекарства передавала целой группе учеников своей школы.

— Кто в вашей школе нюхал одурманивающие средства и пользовался иными наркотиками? Назовите фамилии.

— Они будут отвечать за это?

— Нет, ни перед школьной администрацией, ни перед судом. Мы просто хотим им помочь порвать с наркоманией.

Девушка перечислила одиннадцать фамилий.

— Я не стану читать вам лекцию о вреде наркотиков. У вас уже было время подумать и о том, что вы сделали и что вас ожидает.

— Знаю. Меня будут судить. Я очень жалею о своем поведении дома и на улице. Не понимаю, как могло так получиться. Меня охватила какая-то непонятная ярость. Я не понимала, что делаю. Простите меня, пожалуйста.

Девушка опустила голову.

— Сделанного не вернешь. За это вам придется отвечать перед судом и понести наказание. Но каждый человек может реабилитироваться. Я хочу дать вам такой шанс.