Прилетел самолет с мыса Стерлигова, привез здоровяка-крепыша. Все к нему:

— Здорово, Костя! Что это ты так «исхудал», Костя?

Это начальник знаменитой комсомольской зимовки Костя Званцев. Прилетел по делам, улетит обратно с первым попутным.

Костя в общежитие не пошел, поставил себе палатку на камнях.

— Как зимовали? Прекрасно. Умалять не собираюсь, кое-что сделали. Топчем первую тропинку.

— Охотились?

— Было дело. Шесть медведей, сорок два песца.

А диксоновская бухта Летчиков! Вот садится «Н-10» Матвея Ильича Козлова. С берега кричат:

— Ну что?

— Идите играть в преферанс. Сплошной лед* кромки не видно. Завтра пощупаем вглубь.

Летающая лодка была в воздухе восемь часов. Козлов устало стягивает желтый замшевый шлем.

Журналисты к нему. Нас скопилась уже целая колония. Впору открывать филиал Дома печати. И все стонут: скорей бы в путь.

Матвей Ильич устал, но где ему отбиться в одиночку от нашей оравы?

Пилот он заслуженный. Обучали его Молоков и Алексеев в Севастополе, где готовят морских летчиков. На Севере, кажется, с конца двадцатых.

— Где начинали, Матвей Ильич?

— Где? Да в этом вот небе.

— На Диксоне?

— И на Диксоне. Тогда это была крайняя точка. Вообще на Енисее. Приходилось летать над Белым морем тоже, в общем, в разных местах. Теперь вот ледовые разведки. Ладно, ребята, имейте совесть, пойду отдыхать.

Новости с воздуха еще несколько дней одни и те же: всюду тяжелые льды. Иногда слышишь:

— Вилькицкий вскрылся.

Это о проливе Вилькицкого. Или:

— Видел Колымскую у «Известий».

Речь идет о судах Колымско-Ленской группы, застрявшей у островов «Известий».

А чего стоит знаменитая диксонская летопись, озаглавленная: «Историческая тетрадь отзывов и пожеланий острову Диксон, начатая в августе 1912 года»!

Ее открывает запись: «Пароход «Лена» прибыл с Енисея 23 августа в 7 часов вечера. При осмотре амбара оказалось, что в нем находятся уголь, тачки, лопаты, ящики, порванные сакуи».

На следующих страницах — автографы спутников Нансена в путешествии через Карское море на Енисей. Автографы Бориса Вилькицкого, Евгенова, доктора Старокадомского, участников экспедиции Северного Ледовитого океана. И тут же весьма крупная роспись туруханского отдельного пристава, видимо пожелавшего самолично убедиться, что вверенный его попечению остров не стал гнездом ссыльных крамольников.

«К. Мецайк». Наш Константин Александрович? Слишком редкая фамилия, чтобы это мог быть кто-либо другой.

Запись на норвежском языке, тут же сделан перевод: «Хеймен» вышел в экспедицию из Тромсё на мыс Вильда в Сибири узнать положение Кнутсена и Тессема. Ледовый мичман Оле Гансен из Хаммерфеста».

А вот странный рисунок: нечто вроде выпученного, вылезающего из орбиты глаза. Пояснение: «Дифракционная корона вокруг луны, наблюдаемая 1 октября 1920 года. Сопровождалась идиотско-глупым, безнадежно-унылым вытьем собак, часть коих упряталась в конуры. Я же вынужден был сменить белье, т. к. явление это было весьма страшно».

Полная подпись: Н. Тимофеевский. Я видел это имя на лоции Енисейского залива. Вероятно, гидрограф сделал запись в приступе злой тоски. На острове тогда зимовало несколько человек.

И рядом — дата первой смерти на Диксоне: декабрь 1920 года, умер плотник Лемберов, проживший здесь свыше четырех лет.

1922 года. Росписи членов экспедиции Урванцева, прошедшей Пясину от мыса Введенского до устья.

Бегут года, мелькают даты, имена. Промышленники, гидрографы, капитаны. «Отсюда пойдет продвижение на Север. Председатель Комитета Севморпути Борис Лавров». «Верим, что в ближайшие годы Диксон станет не только морским, но и воздушным портом. Чухновский, Алексеев», 1929 год. Совсем коротко: «Сибиряков». Шмидт, Визе, Воронин», 1932 год.

Последняя запись — за два дня до нашего прихода: гастрольная бригада Большого театра.

Я возвращался на теплоход к полуночи и спускался к Косте в трюм. Теперь наша газета доставлялась не только на все суда Пясинского каравана, но и на морские корабли. А они все подходили с запада и оставались в гавани: дальше на восток не пускали льды.

Пришел «Садко» — ледокольный пароход, прославившийся походами в неизведанные высокие широты. Годом ранее он побил рекорд проникновения па Север свободно плавающего, то есть не дрейфующего вместе со льдами, судна, который держался с 1908 года и принадлежал кораблю Роберта Пири. Теперь «Садко» снова направлялся в область «белых пятен».

На «Садко» познакомился с Арефом Ивановичем Минеевым. После Ушакова он пять лет был начальником острова Врангеля. Из пяти лет два года — сверхсрочные: к острову не могли пробиться корабли со сменой зимовщиков. А значит, и с продуктами с запасом топлива. Два сверхсрочных оказались для островитян тяжелейшими. Минеев зимовал вместе с женой, и по возвращении на Большую землю их наградили орденами.

Тут бы и отдохнуть хорошенько, обосноваться на дачке. Так нет! Ареф Иванович вез на корабле разборный дом, чтобы поставить его на Земле Санникова, если экспедиции «Садко» посчастливится открыть ее. Если нет — высадится на необитаемых островах Де-Лонга.