– Детей берегите!
– каждый день втолковывает общинникам фельдшер.
– Взрослый организм еще может сопротивляться яду, а детский…

И он грустно машет рукой.

Цапко постоянно мучается от отсутствия возможности проявить свое врачебные таланты - медицина без поддержки фармацевтики оказалась беспомощной и бессильной, а народная - неэффективной. Единственный лекарственный препарат, прошедший испытание временем и имеющийся у фельдшера - марганцовка. Цапко каждый день готовит несколько ведер раствора, заставляя всех, а особенно детей и работающих на кухне женщин, мыть этим раствором руки.

– Не дай Бог дизентерия!
– как заклинание повторяет Цапко.
– Кишечные инфекции, сальмонеллез, холера… Мы все вымрем!

Фельдшера в Цирке прозвали Паникером, но Бабай к нему всегда прислушивается.

Томительные минуты ночного дежурства тянутся, как резиновые. Мужчины у костра уже обсудили удачную рыбалку, поговорили о будущем, сойдясь во мнениях - ничего хорошего ждать не приходится, зима идет. Потом разговор сам собой прерывается. Чтобы не уснуть, Коростылев поднимается и начинает бегать по площадке перед входом в Цирк, размахивая руками.

Ринат приносит из-под крыльца охапку сухих веток, смотрит на величественно плывущую среди обрывков облаков в темном небе Луну.

– Часа три, наверное. Скоро смену будить.

Часы в общине ни у кого не работают, и время люди меряют на глазок, а ночные дежурства отсчитывают по прогоревшим кострам. Четыре костра - смена. Сейчас как раз догорает четвертый.

– Доброй ночи, мужики!
– раздается вдруг из темноты спокойный и уверенный голос.

– И вам того же, - быстро повернувшись на звук, отвечает Коростылев, на всякий случай нашарив рядом с кучей дров топор.

– Ты топорик-то брось, брось, - насмешливо советует голос.
– И другану своему скажи, чтобы к костру подошел.

Друган, то бишь Ринат, тем временем пятится к входу в Цирк: согласно установленному Бабаем правилу, в случае появления незнакомых людей один из сторожей должен сразу будить главу общины.

– Ты выйди, покажись, - предлагает побледневший Коростылев, мельком глянув на Рината.
– И командовать тут не надо. У нас свои законы.

– А у нас свои, - отвечает голос.

Следом в темноте раздается звук, хорошо знакомый каждому мужчине, отслужившему срочную службу - резкий металлический лязг, разбитый на два такта.

Коростылев бледнеет еще сильнее - неизвестный передернул затвор Калашникова. Ринат продолжает отступать к входу.

– Чего надо-то?
– через силу спрашивает Коростылев.

– Если второй не вернется к костру - стреляю на счет три, - голос по-прежнему звучит спокойно и уверенно.
– Раз! Два!

– Все, все!
– Ринат бросается обратно и частит: - Чего ты, мужик? Нас тут много, если что…

– Много - это хорошо, - со смешком произнес неизвестный и резко командует: - Симонов, Коваль, Беляш - вход!

Из мрака появляются три высокие фигуры, быстро и бесшумно занимают позиции возле дверей, ведущих в здание Цирка. Коростылев замечает в руках неизвестных укороченные автоматы АКСУ.

– Вы военные, что ли?
– спрашивает он дрогнувшим голосом.

– Много будешь знать… - отвечает темнота, и тут же следует новый приказ: - Стеценко, Ахтырцев, Григорьев, Панарин, Кислый - заходим. Ребус, Кидняк, Мышь - со мной. Остальные - проверить задний вход.

Мимо костра пробегают несколько человек - Коростылев успевает заметить камуфляжную форму, по вороненому металлу автоматов скользят тусклые отблески кострового огня. И только после этого в освещенную мятущимся пламенем зону вступает тот, кто отдавал команды. Высокий, плечистый мужчина под сорок, с серыми, холодным глазами. За его спиной угадывается несколько силуэтов.

Коростылев заглядывает в эти глаза - и видит там свою смерть. Это какое-то секундное озарение, откровение свыше - бывший электрик вдруг ясно понимает, что через мгновение его не станет.

Вскочив на ноги, он отчаянно кричит:

– Тревога! Трево…

Свистит брошенный нож, и Коростылев, поперхнувшись криком, булькает, хрипит и валится рядом с костром. Потрясенный Ринат видит рукоять ножа, торчащую прямо из кадыка напарника.

– Мышь, второго!
– приказывает человек с холодными глазами.

Гибкий, ловкий парнишка выскальзывает из темноты, и прежде чем Ринат успевает крикнуть, узкий, тонкий клинок пронзает его грудь и рассекает сердце…

Ник просыпается и сам не понимает, что его разбудило. Все вроде бы как всегда - вокруг спят сотни уже ставших хорошими знакомыми людей. Вот кто-то вскрикивает во сне, кто-то переворачивается с боку на бок, шурша палаточным полотном, с разных сторон доносится приглушенный храп. Спальных мешков, найденных в туристическом отделе ЦУМа, на всех не хватило, и общим решением их отдали матерям с маленькими детьми и старикам, мерзнувшим даже на солнце. Все остальные спят на чем придется, а в качестве одеял используют куски синтетической палаточной ткани.