Шаг… и когда первая из трех купленных пар все-таки пришла в негодность, ты закатила попойку по случаю того, что все вложенные в амуницию средства давно окупились. Ведь ботинки износились за полгода, за целых шесть месяцев, а раньше одной пары хватало от силы месяца на два. Помнишь, как ты танцевала твист на столе в новеньких таких же, блестящих от крема? Твою мать, последний… неужели последний?!!

Шаг… и сестра поднимает руки вверх, снимая шлем, который ни один рейдер не снимет вне безопасного места, пока находится в Районе. Темные волосы собраны в хвост, задорно торчащий чуть вверх. Ты не хотела стричь их коротко, потому что всегда ощущала себя женщиной, даже засаживая пулю за пулей в подонков и тварей Радостного. Нет, пожалуйста, нет, не надо, не вставай на колени и не запрокидывай голову, открывая такое беззащитное, белеющее в темноте горло. Нет, ну, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА!!!

Девочка двинулась к ней, еще шире, по-лягушачьи растянув губы в довольной улыбке. И ее вынесло в сторону после одного-единственного удара исполинской ноги. Удара, расколовшего ей голову, обдавшего Скопу темными брызгами и уничтожившего тварь, державшую нас под контролем. И единственное, что мы со Сдобным смогли сделать, услышав уже ставшее знакомым электрическое жужжание, так это рухнуть на прогнившие доски пола. Старые доски, покрытые толстым слоем грязи и спекшейся крови. А над нами пронесся огненный шквал, стерший всех, кто стоял позади.

Когда голем прекратил стрельбу, я первым делом кинулся к сестренке, манекеном сидевшей на полу, под громадой Крюка, стоящего рядом. Упал рядом, схватил в ладони такое родное лицо, побелевшее до неузнаваемости, с трясущимся ртом, со слезами, безостановочно текущими по щекам. Ничего не говоря — обнял, прижав к себе, и лишь тогда почувствовал и услышал плач, прорвавшийся наружу. Ее затрясло сильной дрожью, пальцы вцепились в мои плечи, стараясь ухватиться и не опуститься снова в тот, бывший так еще близко ужас. Что оставалось, кроме как сидеть, говорить что-то несвязное и глупое, гладя ее по голове и стараясь дать хотя бы немного собственного тепла, которое было ей сейчас так нужно и необходимо?..

Крюк ничего не сказал, все понимая и не желая делать нам еще больнее. Глядя на него, повернувшегося к той, кто совсем недавно могла уничтожить всех нас, я открыл рот, чтобы поблагодарить… и промолчал. Мудрый голем, посмотрев на меня, прижал палец к губам. Спасибо тебе, настоящий человек, живущий внутри этого страшного тела, спасибо. Ты снова спас меня, спас от меня самого, такого беспомощного в ситуации, когда нужно было хотя бы попытаться сопротивляться. Мой долг по отношению к тебе вырос в разы, и я этого не забуду.

— Вот ведь… — протянул он, рассматривая сломанное крохотное тельце в углу. — Столько слышал про это место, и оказался здесь. Вы простите меня, не надо было вам за мной идти, а я забыл сказать. Простите?

— Глупый вопрос… — Скопа подняла покрасневшее лицо, шмыгнула носом. Сморкнулась на пол лихо, как настоящий техасский рейнджер. — Не говори ерунды, мы знали, на что шли. Спасибо… черт, даже и не знаю, что сказать-то…

— Не задавай глупых вопросов — и не получишь адекватный ответ, — хмыкнул Крюк, отвернувшись от девочки с куклой. — Все дураками оказались, и хорошо, что сейчас мы дураки живые. Этот поганец меня чуть не сделал. Распластался под потолком комнаты, прыгнул сверху, распорол одежду вон…

Он повернулся к нам спиной, и я увидел большой разрез, идущий вниз от плеча. Под ним, матово отсвечивая, перекатывались на мощных мышцах кольца кольчуги. Да уж, Крюк, умеешь ты удивлять, ничего не скажешь. Ведь насколько серьезно подошел к тому, что ждало его впереди, когда шел к нам на выручку в Васильевку. Насколько понимал, что даже его организм — со всеми его защитными механизмами — может не выдержать, подвести в какой-то момент.

— Сделал сучонка? — вяло поинтересовался Сдобный, лениво пинающий то, что осталось от подкрадывавшихся детишек и их скульптурных композиций.

Да уж, друг, очень тебя сейчас понимаю, твою апатию и прочее. Давно не ощущал себя таким слабовольным уродом, не способным сделать что-либо тогда, когда это так необходимо.

Крюк усмехнулся, запуская лапищу в огромный подсумок на боку. Достал из него контейнер, покрутил в пальцах и неожиданно кинул мне. Я еле успел среагировать, поймав этот, оказавшийся очень увесистым, цилиндр.

— Принимай эстафетную палочку, Пикассо. Теперь твоя очередь и ход тоже за тобой. — Он вздохнул и отвернулся, задумавшись о чем-то своем.

Не время сейчас, конечно, сидеть и предаваться грусти. Но как заставить самого себя отойти от чувства всеобъемлющего безумного страха? Вот и я не знал, потому и сидел на пятой точке, стараясь хоть немного прийти в себя. Сидел и тупо смотрел в коридор, который так быстро и так долго вел к тому, чтобы потерять в этой жизни все. Понимал, что все кончилось, что все позади, но не мог отойти от страха, ощущая себя не крутым рейдером, а маленьким испуганным мальчишкой, оставшимся в одиночестве в темноте.