Знал бы гордый великий композитор, надеявшийся своими творениями осуществить прорыв всего человечества в новую реальность, как будет использоваться его письменный стол, рояль и прочие предметы обстановки! Впрочем, не исключено, что это не вызвало бы у него бурных протестов. Уж слишком специфический дух витал темными ноябрьскими вечерами в этом доме.

– Ты что, его теперь полюбила? – предположила Саша.

– Еще чего! Просто раз уж так случилось, я хочу всему от него научиться.

– Не боишься, что ребенок будет?

– Он сказал, что это его забота, ему тоже проблемы не нужны.

Вот так – буднично и просто. Саша понимала, что это не для нее, что она подождет своего одного-единственного.

Она еще ничего не знала о своей судьбе, никак не представляла свое будущее. Зато многое знала о самой себе: что она может и чего не сможет никогда.

Она убедилась на опыте, что может заставить другого человека думать о ней. Достаточно было широко раскрыть глаза, напрячь зрение, увидеть раскаленную сине-красную сетку и сквозь нее того, о ком думаешь. Ей казалось, что так можно было даже узнать, что делает сейчас этот человек, и попросить его о чем-то. Тот, кого она так звала, появлялся обязательно.

Только часто пользоваться этим умением Саша не могла: очень страдали глаза, болели и плохо видели.

Саша мечтала увидеть весь мир, весь белый свет, а иначе зачем она родилась тут? Вся планета казалась ей домом, все люди, самые разные, вызывали жгучий интерес и манили своей непохожестью.

А пока… Шел обычный школьный год. Приближались зимние каникулы. После уроков Саша с подружкой, выйдя из школы, привязывали к своим портфелям веревочки и тащили их за собой по снегу. Те послушно и легко катились.

Неподалеку торговали горячими пирожками с капустой. Девочки набирали целый пакет. Ели на морозе и болтали обо всем на свете: о книгах, о будущем, о превратностях любви, о телефонной болтовне с Горацием, ставшей такой привычной и необходимой.

Портфели напоминали о себе, погромыхивая на снежных ухабах. Жизнь представлялась прекрасной: такая долгая-долгая, и столько в ней интересного.

Уже неудобно было валяться в снегу, как они делали всего лишь год назад, прошлой зимой, но еще не стеснялись они тянуть за веревочку набитые книгами портфели и болтать с полным ртом и, разбежавшись, скользить по ледяной дорожке. Далеко-далеко. Быстро-быстро.

Дух захватывало…

Летом тетя отправилась в Звенигород, в санаторий, и взяла с собой Сашу.

Саше не хотелось ехать с тетей. Возраст диктовал свое: каждое тетино слово раздражало и вызывало протест, который едва удавалось сдерживать. Но о том, чтобы ребенок остался один в Москве, и речи идти не могло.

Ровесников оказалось на удивление много. И самое главное: там был тот, о ком Саша мечтала в своих снах. То, что этот – тот самый, стало понятно с первого взгляда. Сейчас говорят о том, что любовь – это химическая реакция, ничего больше. Врут. Она увидела его издалека. Даже не разглядела, а в сердце ударило: он.

Их познакомили:

– Леня.

– Саша.

– Очень приятно.

И ничего больше. Разговаривать не получалось: язык присыхал к небу. Только смотрели друг на друга, не отрывая глаз.

Саша даже не думала о взаимности, о «развитии отношений». Зачем? Он был рядом. Больше не требовалось ничего. Время остановилось. Ей не приходило в голову, что они разъедутся по разным городам, что, возможно, больше не встретятся.

Вот оно, неомрачаемое счастье первой встречи. Такое бывает только один раз в жизни, и до этого надо дожить, не разменивая душу на мелкие влюбленности.

В получасе пешего хода от санатория располагался университетский студенческий лагерь. Каждый вечер туда отправлялись на танцы многочисленной компанией.

Саша очень любила танцевать. У нее здорово получалось. Леня не танцевал. Он смотрел. Она тоже не спускала с него глаз, даже если танец уносил ее совсем далеко. Среди десятков восхищенных глаз, обращенных к ней, она видела только его взгляд, говоривший так много, как невозможно выразить никакими самыми прекрасными словами.

Танцы заканчивались поздно. Возвращались лесом, в кромешной тьме. Балагурили, смеялись, поддерживали друг друга, чтоб не упасть, споткнувшись о выступающие из земли корни могучих деревьев.

Однажды они почему-то остались совсем одни. То ли о них забыли случайно, то ли компания решила, что пора им побыть наедине.

Они медленно шли по тропинке, приближаясь к лесу. Лес вздрагивал, шелестел, шумел, вскрикивал голосами ночных птиц. Дурманящие запахи спящих летних трав заставляли думать, что все происходящее – сон. Один из тех редких прекрасных снов, что приходили как утешение и обещание.

Они вошли в лес, едва касаясь друг друга плечами. Стоило взяться за руки, как обычно, когда шли гурьбой, схватиться за чью-то руку, не разбирая чью, лишь бы удержаться на ногах в лесном мраке. Но это было совершенно невозможно.