Шрифт:
Слушая настойчивую даму, Саша испытала чувство, что она сама, ее дети, да и вся ее страна были дичью, которую долго выслеживали охотники, расставляли капканы, ловушки. А сейчас они попались. И охотники решают, как с ними поступить. Это ее чувство проявилось как удушье. Она свернула разговор, позвала детей и ушла.
Понимание катастрофы тяготило, хотя она не имела права тратить силы на уныние и предчувствие беды.
Дома, в родной сторонушке, Горбачеву уже не верил никто. Он был хорош для Запада, где не понимали его чудовищного выговора, где все сглаживалось умными переводчиками. А сколько в народе было анекдотов об этих его «на€чать», «ухлубить», «ложить»! Злых анекдотов, не как в брежневские времена. Он не умел прямо ответить на вопрос, увиливал, слова его расползались по мозговым извилинам слушателей и никогда не собирались в нечто конкретное. У всех было четкое ощущение, что он сам не понимает, что творит, и не готов отвечать за содеянное.
Рано утром 19 августа семья Александровых вернулась в Москву. Детей надо было готовить к школе. У Антона оставалось несколько дней отпуска. Саша думала, что они все вместе походят по музеям: Третьяковка, Пушкинский – любимые галереи ее детства.
Все получилось по-другому. Объявился ГКЧП, провозгласивший возврат к старому курсу. Они не успели даже детей перемыть после поезда, как услышали телевизионное сообщение. Потом началось «Лебединое озеро». Хотелось немедленно идти на улицу, родной дом казался тюрьмой.
«По-старому – это значит никогда не выехать за границу? Это снова репрессии?» – думала Саша.
Они жили в трех минутах ходьбы от Белого дома. Пошли всей семьей туда, посмотреть, что происходит. Со всех сторон подтягивался народ. Люди говорили о возможной танковой атаке, собирались строить баррикады. Накрапывал дождик, переставал. Время от времени из окна правительственного здания выглядывал Ельцин в белоснежной рубашке, выбрасывал толпе листовки. Люди говорили, что Горбач захотел дать задний ход и сам организовал ГКЧП.
– Запомните этот день, – сказала Саша детям.
– Да, детки, день особенный, – поддержала стоящая рядом женщина. – Ведь сегодня Преображение Господне. Яблочный Спас. Вот, держите яблочки. Освященные.
Она вынула из сумки три яблока и протянула ребятам.
Не знали они ничего тогда про Преображение.
– Это как? – спросил Мишка.
– Господь наш Иисус Христос предстал перед учениками своими в Божественном величии, – объяснила женщина. – И сейчас вот смотрит на нас с небес и помогает. [4]
4
В этот день Иисус Христос во время молитвы предстал перед тремя учениками в ином образе: Он «преобразился перед ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Евангелие от Матфея, 17.2).
– И правда: сегодня же Преображение! – раздавались радостные возгласы вокруг. – Господь с нами! Он не оставит!
Оскорбительное ощущение возникло, когда по Садовому кольцу пошли танки. В тот момент еще не было известно, что Таманская дивизия перешла на сторону российского правительства. Слушая скрежет и грохот машин, люди думали о том, что же ждет их в будущем, если режим, объявивший себя спасителем страны, немедленно прибегнул к военной технике против гражданского населения своей страны.
Глядя из окна своей квартиры на боевые машины, Саша вспомнила рассказ чешской матери о чужих танках под окнами в 1968 году.
– Это нам за Чехословакию, – решила она.
Свои танки не воспринимаются как свои, если дула их направлены на твои окна.
Три дня провели Саша и Антон на баррикадах. Но даже уходя домой, все происходящее наблюдали из своих окон.
Люди были наэлектризованы, плохо информированы и полны решимости защитить то, что так хотелось называть словом «свобода».
Что ж – победа была одержана. Дальнейшего себе никто не представлял.
Просто родились надежда и доверие.
Детям предстояло жить совсем в другом мире.
Никто понятия не имел, в каком.
5. Лицо свободы
Что бы там вокруг ни происходило, а день рождения должен быть праздником. Особенно когда вокруг все совсем не празднично. Дети же не виноваты, что все рухнуло. И никто не знает, каким будет следующий день рождения. Саша проживала каждый день как последний. Не из-за трагических предчувствий. Просто иначе не получалось. Но из последних сил хотела, чтобы у детей в памяти сохранился хоть какой-то багаж радости. А иначе как они будут жить взрослыми? Какое счастливое детство своим детям подарят?
Мише исполняется десять лет. Его пока легко осчастливить. На Новом Арбате открыт невиданный ирландский супермаркет. Там все есть, все, что даже представить себе невозможно, фантазии не хватит.
– Выберешь, что понравится, – обещает мама.
Они идут вдвоем: от дома до райского магазина десять минут хода.
Вдоль всего Нового Арбата выстроились ларьки, один за одним. Чего в них только нет! И жвачки, и видеокассеты, и игрушки всякие, и шмотки. Кроме того, очевидно в преддверии Восьмого марта, в каждой торговой точке на самом видном месте стоят резиновые мужские члены всех мастей и калибров.