По поводу этого пункта программы Назимов спросил Самандара, может ли он обеспечить встречающих национальными платьями и горшочками. В ответ Самандар вскочил с места и особым молодецким голосом доложил, что за обеспечение национальными предметами и обычаями в Амбуране всю ответственность он берет на себя.

Совещание вскоре закончилось, Назимов признал его результаты положительными, и все его участники разъехались.

Фаталиева и Сеймура Назимов довез до совхоза на своей машине. По дороге он спросил Сеймура, с какой, по его мнению, целью Клод Вернье собирается с ним встретиться. Сеймур сказал, что ему это неизвестно, но то, что ему самому очень хочется увидеть Клода и его жену Марион, он знает точно.

Подготовка к приезду делегации началась немедленно. Вдоль дороги, ведущей в шафранный совхоз, высаживались какие-то невиданные в этих местах кусты оранжевого цвета. Откомандированный из районного центра в Амбуран эстрадный оркестр по нескольку раз в день репетировал «Марсельезу» и «Марш нефтяников», ежедневно «окончательно» согласовывалось с руководством района меню торжественного обеда. Все шло нормально, но начальство все равно волновалось, и волнение это усиливалось по мере приближения дня приезда делегации. Больше всех волновался Сеймур, но об этом, наверно, не догадывался даже Алби.

Над селеньем вертолеты обычно пролетали несколько раз за день. Некоторые из них отвозили дежурные бригады на Нефтяные камни, два других, также цвета хаки, принадлежащие рыбнадзору, в поисках браконьеров облетали побережье в те дни, когда, по мнению инспекторов, обстановка считалась благоприятной для незаконного вылова осетровых посредством крупноячеистых сетей. На лету винты вертолетов скрежетали, скрипели и посвистывали. Надсадный рев их моторов был слышен издали. Вертолет, который неожиданно появился из-за холма и начал плавно снижаться, двигался бесшумно. Он был дивной красоты, с линией хрустальных иллюминаторов вдоль всего блестящего цвета морской воды корпуса, а своей совершенной обтекаемой формой напомнил встречающим белугу, несущую в чреве крупнозернистую икру высшего сорта. Шума от него было не больше, чем от лопастей ветряной мельницы при умеренном южном ветре — гилаваре.

Пораженные роскошным зрелищем сельчане перевели взгляд на председателя сельсовета.

— Правительственный… — многозначительно поджав губы, объяснил Самандар. Он жестом пригласил присутствующих подойти к вертолету, который приземлился на лужайке в десяти метрах от трибуны с микрофоном.

Дальнейшее происходило в строгом соответствии с планом. Как только раскрылась дверь и на землю начал плавно сползать трап, все его четыре ступени тут же были засыпаны цветами, а оркестр в зажигательном темпе сыграл «Марсельезу». По плану предполагалось, что после «Марсельезы» будет исполнена увертюра оперы «Кер-оглы». Первыми из вертолета вышла чета Вернье, но так как трап был узким, Пьер пропустил улыбающуюся жену вперед. Встречающие в восторге закричали приветствия на вполне французском языке и разом подняли над головами плакаты с портретами Хрущева и де Голля. Самандар не спускал зоркого ястребиного взгляда с трапа, и как только нога Марион Вернье коснулась земли Амбурана, дал условную отмашку правой рукой. Встречающие делегацию по четко отработанной схеме расступились, и мадам увидела у своих ног лежащего на боку барана с позолоченными рогами, который, как ей показалось, смотрел на нее пристальным взглядом, исполненным укора и печали. В то же мгновение Самандар дал второй знак, и нарядный Газанфар под звуки «Марсельезы» мгновенно в одно касание острым ножом от уха до уха перерезал барану горло, из которого бурным потоком хлынула кровь. Баран очень неприятно захрипел, и в его глазах уже нельзя было прочитать ни печали, ни укора. Мадам пронзительно вскрикнула и упала навзничь на обагренную кровью траву рядом с бараном.

Переполох начался такой, что Сеймуру подойти к Марион не удалось. Клода он тоже видел лишь поверх голов взволнованных сельчан. Он подбежал к стоящему поодаль сельсоветскому грузовику, борта которого были обклеены приветственными лозунгами, и попросил водителя, чтобы тот быстро съездил в совхоз и привез доктора Аслана.

— Быстро! Доктору скажешь, что у женщины сердечный приступ.

Сеймур не был уверен, что водитель Самандара его послушается, но тот, почтительно выслушав его, услужливо кивнул, и машина рванула с места выполнять распоряжение.

Сеймур вернулся к вертолету. Самандару вместе с двумя заместителями и Газанфару удалось к этому времени оттеснить зевак и теперь рядом с телами мадам Вернье и усопшего барана оставались лишь члены делегации. Две дамы из Красного Креста совершенно без пользы для выздоровления Марион заламывали руки и искусно манипулировали кружевными платочками. Было заметно, что по крайней мере одна из них вот-вот тоже упадет в обморок, но, по-видимому, отсутствие вблизи предмета, напоминающего диван или тахту, заставило ее раздумать.

Внешне спокойствие сохраняли только Клод и представитель ООН, высокий сутулый человек, напоминающий зорким взглядом и крючковатым носом престарелого горного орла, случайно залетевшего на морское побережье. Клод стоял на коленях, склонившись над Марион со стаканом воды, а похожий на орла внимательно вглядывался в безоблачный горизонт. У входа в сельсовет Сеймур увидел Назимова, он стоял неподвижно со странным выражением лица человека, внезапно увидевшего, как в его спальне дворовая кошка доедает мышь на его любимой подушке. Сеймуру удалось подойти совсем близко к Клоду, он пытался поймать его взгляд, и в это время он услышал, как не замеченный им ранее член ЦК компартии Азербайджана, первый секретарь Сталинского райкома Афрасиаб Куткашенлы сказал Самандару:

— Чтобы сегодня же заявление об уходе было на моем столе!

— Как я могу уйти раньше срока, если меня избрал народ? — огрызнулся Самандар в ответ на неожиданное предложение высокопоставленного родственника. — Я-то уйду, что народ скажет?

— С народом я договорюсь сам. А ты… После того как иностранцы уедут, чтобы ноги твоей не было в Амбуране! Не дай тебе бог здесь хоть раз появиться!

— За что? Что я тебе сделал?! — ноющим голосом спросил Самандар.

— Что сделал? Ты погубил меня! Сегодня средь бела дня при свидетелях ты меня убил. И весь Сталинский район опозорил.