Шрифт:
Ночь все тянулась и тянулась, и подходила уже к концу, а Макс так и не пошевелился. Она то неслышно шагала по комнате, чтобы размять ноги — они совсем занемели от неподвижного сидения, — то стояла у окна, шепча молитвы в усеянное звездами темное небо. Наконец, перед самым рассветом, она свернулась возле Макса на кровати и забылась в глубоком сне.
Утром Саманту разбудили звуки, доносившиеся из кухни. Открыв глаза, она увидела, что спит рядом с Максом, обняв его одной рукой и уткнувшись головой ему в плечо. Она села и протерла глаза.
— Макс?
Выражение его лица так и не изменилось.
— Макс, ты слышишь меня?
Она погладила его подбородок и провела большим пальцем по его усам. Он все еще был без сознания.
Поднявшись с кровати, она прошла на кухню.
У плиты стояла Ида и поджаривала яичницу.
— Будешь завтракать, Самми?
— Нет, Ида. Сегодня утром мне надо кое-что сделать. Думаю, лучше сделать это сейчас, прежде чем я начну слишком волноваться.
— Уж не думаешь ли ты отправиться на работу в школу, а?
— Нет, я зайду по дороге к миссис Стризрайт и попрошу ее заменить меня на несколько дней. Я хочу послать телеграмму семье Макса и сообщить им, что случилось.
— Самми, а не рановато ли будет…
— Ида, если Макс… Если что-то произойдет, у Барретов есть полное право быть в это время здесь.
Ида заколебалась.
— Ты же знаешь, я не могу терпеть, когда ставят телегу впереди лошади.
— Ты ведь последишь за ним, пока меня не будет?
— Отправляйся и делай, что считаешь нужным Сами. Если шериф очнется, пока тебя не будет, я ему уши надеру — он это вполне заслужил.
Саманта сняла с крючка-вешалки свою накидку, столкнувшись лицом к лицу с Питом Холденом. Глаза у него до сих пор были слегка шалые.
— Вы направляетесь в город, мисс Джеймс?
— Я иду отправить телеграмму семье Барретов.
Пит побледнел.
— Ведь он же не…
— Нет. Я просто чувствую, что у Барретов есть право быть здесь, если это вдруг произойдет. А у вас такой вид, словно вы провели всю ночь без сна.
Пит опустил голову.
— Я убил человека.
— Да, мистер Холден, убили. Вы убили человека, который всю свою жизнь грабил и убивал.
— Можно ли это таким образом оправдать, если кого-то лишить жизни?
— Если вы действуете ради самообороны и для того, чтобы защитить жизнь тех, кого вы любите, — да, я думаю, что можно.
— Вы очень сильно любите этого шерифа, ведь так?
Слезы заблестели на ее ресницах и покатились по щекам. — Да.
— Могу ли я что-нибудь для вас сделать?
— Вы можете проводить меня до почты. Кажется, я не смогу дойти туда одна.
Он предложил ей свою руку.
— Можете опереться на мою руку, мисс Джеймс.
После короткой остановки у дома миссис Стризрайт, Саманта зашла к мистеру Бимену, который, как всегда, сидел за своим столом. Но когда он спросил ее, что именно она хочет сообщить в своей телеграмме семейству Барретов, она растерялась. Что можно сообщить семье, у которой на грани смерти находится сын? Пит Холден помог составить очень складную и короткую телеграмму, а затем проводил ее домой.
Ида была в спальне, где подробно объясняла лежавшему до сих пор без сознания Максу, как лучше всего сбивать сливки из свежего молока — она явно применяла на практике слышанную где-то теорию о постоянных разговорах. Измерив Максу температуру, Саманта снова опустилась в кресло и принялась ждать.
День медленно тянулся, не принося с собой ничего нового. Многие жители городка приходили засвидетельствовать свое почтение. Некоторые из них приносили с собой еду, но Саманта не смогла заставить себя проглотить ничего, кроме маленького кусочка сыра. К тому времени, когда на городок спустилась темнота, она так ослабела, что Ида силой заставила ее съесть немного супа. А затем Саманта снова свернулась калачиком возле Макса, ожидая, пока не пройдет эта бесконечная ночь.
Макс открыл глаза и нахмурился, увидев темную комнату. Он повернулся к женщине, что лежала рядом с ним, и попытался припомнить, что же она тут делает.
— Саманта?
Она плотнее прижалась к нему и сонно прошептала:
— М-м-м?
— Мне хочется съесть целую миску взбитых сливок, — произнес Макс.
Приоткрыв один глаз, она, нахмурившись, уставилась на него.
— В это время?.. Боже мой, ты ведь очнулся!
От ее пронзительного крика у него что-то запульсировало в голове, и он болезненно застонал.
— Иисусе, у меня голова просто раскалывается.
Она прикоснулась к его лицу и улыбнулась.
— И жара у тебя нет.