Шрифт:
себя утешить не велит.
и вьются звуки грозным роем,
и время вычурно звенит
тихо холоду скажу
переплыв ветров межу
что по крыше три удара
иль струя кричала пара?
и о сваях грозен сказ
где стонали убивая
будто голову не раз
замечали что живая
нынче кто же? холод строже
сталь детенышей тревожит
и у ног лежала цепь
он недвижен и беззвучен
и мечтали на лице
брови дня за далью тучи
завтра черным полотном
огибая мост и печень
ты все грезишь об одном
но и я как свет беспечен
тихо странствую в дверях
говорю: «рожден из бреда»
предвкушая дымный крах
что несет летя победа
выше колокол нагни!
пусть свирепствует вершина
что втыкает в небо дни
с диким оком армянина
этот холод был неправым
мы клялись устать и лечь
но сверкнувшая орава
упрекнула в небе течь
побежали в страхе тети
голубей крестя узлом
вы меня во сне найдете
резко вспыхнувшем и злом
выше зовы! ниже кудри!
в грудь лесам вонзая высь
стань другим но горе мудрым
что в лесах с дождем лились
будет час — его не будет
холод станет лед и брат
и устало хлынут люди
к тишине осенних врат
Мария
позвольте снова про любовь!
последний раз с последней крыши.
в моих скрежещет жилах кровь.
вы тем небесней чем я выше.
с железных крыш бросаюсь вниз
потом свои сбираю кости.
меня оплакавший карниз
бредет под дождь ржаветь от злости.
один из тыщи из немногих
он спит клюет орлиным носом
его сквозь дождь недвижны ноги
и струи крыш стучащих косо.
его косматая невеста
звеня власами цвета брани,
из тучи лепит как из теста
рассвет страдальчески-неранний.
тот что держа в когтях добычу
парит чернеющим вопросом
чтоб хищный воплотить обычай
как сей карниз с орлиным носом.
но я, подняв рукой другою,
свой заслоняю сердцем щит.
и дождь разбрызганной ногою
костями топчет и хрустит
любая мысль о стекла бьется, как мо
тылек влетая в сон, и черный цвет в
гортань вернется, немою клятвой ослеп
лен.
в ботфортах я стоял и думал, и отра
зился в тот же час: под пистолетным
хладным дулом зеркальный лес увидел
нас.
поляна отошла, слегка губя затишье.
от слова к слову туча пронеслась, и
лошади о нас храпели, чуть услыша,
столетней тишиной шурша о коновязь.
здесь судьбы с полднем расставались,
дымя как звонкое ружье, и в небе пули
оставались делить невинное ничье
в одной из изб, в одном из окон
напротив неба и лучей
мелькнула прядь, качнулся локон
злато-задумчиво-ничей
шаги неслышно прозвучали,
рука невидимо легла.
прекрасный лик, огонь печали,
к ресницам охнувшая мгла.
что это — солнца блеск на стеклах?
сугроба вывих голубой?
или в сенях столкнулась Фекла
с пугливоокою собой?
пишись пишись моя поэма!
ходи бездумное перо!
сижу таинственно и немо
про что писать не зная про
толпятся странные виденья
толпятся странные виде
брожу один средь привидений
крестясь при виде привиде
то вдруг в стекло стучится воздух
то вдруг в стекло стучится воз
открыть окно впуская звезды
впуская воздух и мороз!
то вдруг свеча то вдруг ресницы
то вдруг свеча то вдруг ресни
опять божественное снится
с стихами дивными проснись!
отцы и дети говорите?
ну что же начнем начнем ну что ж:
графине-сердце-покоритель