клубный бизнес, — начал он издалека, — дело стремное, прежде всего потому, что рынок уже сформирован, понимаете, о чем я? Все сделали вид, что понимают. Это все из-за среднего бизнеса, он, б…, этот средний бизнес, развивается в первую очередь. Вот вы купили помещение, — обратился он скорее все-таки к Гоге, — хотите запустить нормальный клуб, с нормальной публикой, с культурной программой, …-моё. Славик, давай без агитации, — перебил его Гога. Хорошо, — согласился Славик, — но главное что? Что главное в шоу-бизнесе? Гога постепенно перестал улыбаться. Главное — это формат! Да, да, — радостно закивал Славик и даже захлопал в ладоши, — ес, это оно... И что с форматом? — спросил Гога после тяжелой паузы. Да …ня полная с форматом, — ответил Славик. — В этом бизнесе уже все занято, все места. — Он засмеялся. Рынок сформирован, понимаете? Хотите сделать фастфуд — делайте фастфуд, но в городе уже есть сто фастфудов, хотите кабак — давайте кабак, я культурную программу организую, это без проблем, хотите диско — давайте диско, хотите паб — давайте паб. Только ни … у вас не выйдет, Георгий Давыдович, вы уж простите, что я так откровенно, ни ... Это же почему? — обиженно спросил Гога. Потому что рынок уже сформирован и вас просто задавят. За вами же никого нет, правильно? Вас просто сожгут вместе с вашим клубом. И что ты предлагаешь? — Гога занервничал. — Идеи у тебя какие-то есть? Ес, — удовлетворенно промолвил Славик, — ес, есть одна клевая идея, по-настоящему клевая . Ну и что за идея? — чуя недоброе, спросил Гога. Надо занять свободную нишу, если я понятно выражаюсь. И в этом бизнесе ниша есть только одна — надо открыть гей-клуб. Какой клуб? — не поверил Гога. Гей, — ответил Славик, — то есть клуб для геев. Надо заполнить нишу. Ты что — ..нулся? — спросил Гога после очередной паузы. Ты что — серьезно? Ну а почему нет? — настороженно спросил Славик. Не, ты что, — Гога разгорался, — серьезно хочешь, чтобы я, Георгий Ломая, открыл в своем помещении гей-клуб? Все — ты уволен, — сказал он и соскочил со стола. Подождите-подождите, Георгий Давыдович, — теперь уже занервничал Славик, — никто же не будет писать на нем большими буквами “Клуб для пидоров”, правильно? Ну а что ты будешь писать? — спросил его Гога, надевая пальто. Напишем “Клуб экзотического отдыха”, — ответил Славик, — и название дадим какое-нибудь целевое. Например, “Павлин”. “Инсулин”, — передразнил его Гога. — Кто в этот твой павлин ходить будет? В том-то и дело, что будет, — заверил его Славик. — Я же вам говорю — ниша свободна, в двухмиллионном городе ни одного клуба для геев! Это же золотая жила. Даже не надо работать на целевую аудиторию, они сами придут, только бери их тепленькими. На эти слова Гога брезгливо сморщился, но опять сел на стол, хотя пальто и не снял. Славик воспринял это как добрый знак, достал еще одну папиросу и продолжил. Меня самого перемкнуло, когда я подумал об этом. Это же капитал, который лежит на улице, подходи и забирай. Я до сих пор удивляюсь, как никто до этого не додумался, это ж месяц-другой — и украдут идею, сто пудов украдут, я вам говорю! — Славик все больше нервничал, похоже, вправду боялся, что украдут. Фактически мы оказываемся вне конкуренции! Ну скажите, — обратил он наконец внимание на Сан Саныча, ища в нем поддержки. О’кей, — сказал наконец Гога, — в принципе идея неплохая. Ты что, серьезно? — спросил его Саныч. Ну а что, может быть. Понятно, что может! — восторженно ответил Славик. Да подожди, — перебил его Саныч и опять обратился к Гоге: — Послушай, мы с тобой, понятно, друзья и все такое, но я против. Я почти два года в “Боксерах за справедливость” работал, они же меня проклянут, ты что? Мы ж договаривались нормальный бизнес делать, а не какой-то павлин. Ну, скажем, не павлин, — сказал Гога, — павлином его никто называть не собирается. Придумаем нормальное название. Или оставим старое. Это какое же? — не понял Саныч. “Бутерброды”! А что, — опять заулыбался Гога, — нормально звучит: клуб экзотического отдыха “Бутерброды”. А, Славуня? Славуня кивнул, потом кивнул еще раз. Чего-то большего от него ожидать было трудно. Да ты не парься, — сказал Гога компаньону, — геев на себя возьмет вот он, — он показал на Славика, — нам с тобой главное до лета ремонт сделать, а там посмотрим. В конце концов, — подумал он вслух, — почему бы и не гей-клуб? Во всяком случае блядей не будет.

И все принялись за работу. Гога скинул гипсокартон, Саныч свел его с нужными людьми, и они начали ремонт. Славик в свою очередь вызвался зарегистрировать гей-клуб как клуб молодежных инициатив, чтобы не башлять за коммерческую деятельность. Оказалось, Славика действительно знали все, из-за чего старались избегать с ним общения. С утра Славик шел в исполком, заходил в буфет, пил там чай, разговаривал с буфетчицами про погоду, после чего шел в управление культуры. В управление его не пускали, Славик обижался, прибегал в клуб, ругался с рабочими, которые делали ремонт, кричал, что он в шоу-бизнесе уже двадцать лет, и грозился пригласить на открытие гребенщикова. И вот, кстати, об открытии — прошла весна, ремонт был сделан, клуб можно было открывать. Гога опять собрал всех, на этот раз в своем только что отремонтированном, кабинете. Ну что, — спросил он, — у кого какие идеи по открытию? Значит, так, Георгий Давыдович, — деловито начал Славик, — есть ряд идей. Во-первых, фейерверк... Давай следующую идею, — перебил его Гога. Хорошо, — не расстроился Славик, — предлагаю японскую кухню. Где ты ее возьмешь? — спросил Саныч. У меня есть знакомые, — ответил ему Славик не без достоинства. Японцы? Нет, вьетнамцы. Но работают под японцев — у них контейнеры на Южном, в одном они шубы шьют, в других у них кухня. Дальше, — опять перебил его Гога. Цирковой стриптиз, — победно выдал Славик. Какой? — спросил Гога. Цирковой, — повторил Славик. — У меня есть зацепки, четыре телки в бикини, работают сутки через двое, чаще не могут — подрабатывают во дворце пионеров. Так, — остановил его Гога, — отпадает, я же говорил — блядей у меня в клубе не будет. Мало мне геев, — озабоченно добавил он и опять обратился к Славику: — У тебя все? Славик достал папиросу, медленно прикурил ее, выпустил дым, тяжело вздохнул и начал: — Ну что же, хорошо, хорошо, — он сделал многозначительную паузу, — хорошо, Георгий Давыдович, я понимаю, к чему вы ведете, хорошо, что ж, я поговорю с борей, если вы настаиваете, только, думаю, он не захочет бесплатно, даже для меня... Короче, — отмахнулся Гога, — Саныч, будь другом, пробей каких-нибудь музыкантов, хорошо? А ты, — это уже он к Славику, — подумай, кого приглашать будем. Как кого? — оживился Славик. — Пожарников надо, налоговую, из управления культуры кого-нибудь. Помониторим, одним словом. Ну хорошо, — согласился Гога, — только ты уж постарайся, чтобы кроме этих пидоров и пара нормальных геев была.

Открытие состоялось в начале июня. Сан Саныч пробил вокально-инструментальный ансамбль, который играл в ресторане отеля “Харьков”, программа у них была накатана, брали они недорого, на работе не пили. Славик составил список приглашенных, всего сто с чем-то человек, Гога долго изучал предложенный ему список, потом долго его редактировал, вычеркнул фамилии буфетчиц из исполкома и четырех работниц дворца пионеров, остаток списка был согласован, Славик старался отстоять хотя бы буфетчиц, но после продолжительного спора отступил. Гога пригласил партнеров по бизнесу, оптовиков, с которыми он торговал гипсокартоном, друзей детства и братьев Лыхуев. Сан Саныч пригласил маму, хотел пригласить знакомую, бывшую проститутку, но подумал про маму и отказался от этой идеи.

Открытие получилось пафосным. Славик напился за полчаса, Сан Саныч попросил охрану следить за ним, Гога сказал всем расслабиться — открытие все-таки. Мама Сан Саныча вскоре ушла, сказав, что музыка играет слишком громко, Саныч вызвал для нее такси и вернулся праздновать. Оптовики поснимали галстуки и пили за здоровье хозяев, Славик громко пел и целовался с представителями налоговой, в принципе, изо всей публики он один вел себя как гей, во всяком случае, как он это понимал, причем делал это целенаправленно, чтобы завести публику. Публика наконец завелась, в результате братья Лыхуи подрались в мужском туалете с оптовиками, в принципе, нормальный мордобой, за что-то ведь они бабки платили, из туалета звучали обиженные крики Гриши Лыхуя “сам ты пидор!”, брат, Савва Лыхуй, поддерживал его. Драка была быстро локализована, Саныч всех развел, и пьяные оптовики поехали допивать в клуб со стриптизом, поскольку в “Бутербродах” стриптиза не было. Представители налоговой тоже поехали в клуб со стриптизом, Славика они с собой не взяли, чтобы не портить репутации. Публика почти разошлась, только около бара на стульчике сидела какая-то девочка, а в углу шептались двое мужчин среднего возраста, внешне похожие на тех же представителей налоговой, то есть что-то определенное об их внешности сказать было трудно. Кто это? — спросил Саныч у Славика, который начал понемногу трезветь и теперь впоминал, с кем он тут целовался. А, это, — сказал он, сфокусировав взгляд. — Не хочу обидеть никого из присутствующих, но, по-моему, именно это и есть геи. Ты их знаешь? — на всякий случай спросил Саныч. Да, знаю, — закивал головой Славик, — это Доктор и Буся. Какой доктор? — не понял Саныч. Нормальный доктор, — ответил Славик, — пошли, я вас познакомлю. Привет, Буся, — обратился он к чуваку, который выглядел младше и был больше похож на представителя налоговой, — здраствуйте, Доктор, — пожал он руку чуваку, который выглядел более солидно, соответственно на представителя налоговой был похож меньше. — Знакомьтесь, это — Санёк. Сан Саныч, — робко поправил его Сан Саныч. Наш менеджер, — не дал ему закончить Славик. Очень приятно, — сказали Доктор и Буся и пригласили их к столу. Саныч со Славиком сели. Наступило неловкое молчание. Саныч занервничал, Славик потянулся за своими папиросами. Что, Славик, — решил разрядить ситуацию Доктор, — ты теперь тут? Да, — сказал Славик, прикуривая и загасив спичку в их салате, — друзья попросили помочь, думаю, почему бы и нет, у меня как раз окно в графике. Понятно, у них еще не все получается, — продолжал Славик, взяв у Доктора вилку и зацепив ею салат, — вот хотя бы и это открытие: в принципе, можно было по-человечески сделать, чтоб культурная программа, я уже договорился с гребенщиковым... Ну да ничего, — он положил руку Санычу на плечо, — ничего, я им подсказываю то тут, то там, все будет нормально, да... Саныч осторожно убрал его руку, встал, кивнул Доктору и Бусе, мол, хорошего вам отдыха, еще поговорим, и отошел к бару. Ты кто? — спросил он девочку, которая заказала очередную водку. На лице у нее был пирсинг, и когда она пила, металлические шарики дзинькали о стекло. Я Вика, — сказала она, — а ты? Сан Саныч, — ответил Сан Саныч. Гей? — деловито спросила Вика. Владелец, — оправдываясь, сказал Саныч. Понятно, — сказала Вика, — отвезешь меня домой? А то я что-то совсем тут у вас назюзялась. Саныч опять вызвал такси и, попрощавшись с Гогой, вывел девочку наружу. Таксист оказался каким-то горбуном, Саныч его и раньше тут встречал, теперь вот пришлось вместе ехать, горбун весело посмотрел на них, а, сказал, это вы из пидорского клуба? Да-да, — обеспокоенно ответил ему Сан Саныч. — Куда нам? — спросил он у Вики. Вику в машине накрыло, что, — спросил горбун, — блевать будете? Все нормально, — сказал Саныч, — не будем. Как хотите, — несколько разочарованно сказал горбун. — Так куда едем? Саныч взял Вику за плечо, повернул к себе, залез во внутренний карман ее косухи и вытащил паспорт. Посмотрел на прописку. Давай попробуем, — сказал горбуну, и они двинулись. Вика жила совсем рядом, проще было отнести ее домой, но кто ж знал. Саныч вытащил ее на улицу, попросил горбуна подождать и понес Вику в подъезд. Перед дверью поставил на ноги, ты в порядке? — спросил. В порядке, — сказала Вика, — в порядке, паспорт отдай. Саныч вспомнил про паспорт, достал его и посмотрел на фото. Тебе без пирсинга лучше, — сказал он, Вика забрала паспорт и спрятала в карман. Если хочешь, — сказал Саныч, — я останусь у тебя. Чувак, — ответила ему Вика, довольно улыбаясь, — я ж лесбиянка, ты что — не понимаешь? А ты даже не гей, ты владелец. Сечешь? Вика поцеловала его и исчезла за дверью. Саныч почувствовал на губах холодный привкус ее пирсинга. Впечатление было такое, будто он коснулся губами серебряной ложки.

Начались трудовые будни. Главная проблема трудовых будней состояла в том, что клуб оказался совершенно неприбыльным. Целевая аудитория упорно обходила “Бутерброды”. Гога ругался, Славик старался на глаза ему не попадаться, а если попадаться приходилось, громко кричал про нишу, про укрконцерт и вьетнамскую диаспору, даже предлагал перепрофилировать “Бутерброды” в суши-бар и работать исключительно на вьетнамскую диаспору, после чего получал от Гоги по голове и какое-то время на работе не появлялся. Гога сидел у себя в кабинете и нервно разгадывал кроссворды, напечатанные в “Бухгалтерском учете”. Сан Саныч разыскал Вику и пригласил ее на ужин. Вика сказала, что у нее месячные, и попросила оставить ее в покое, пообещав, впрочем, зайти как-нибудь в “Бутерброды”. Лето было горячее, кондиционеры истекали соком.

Появился Славик. Старательно скрывая синяк, который было видно даже сквозь солнцезащитные очки, он прошел в кабинет к Гоге. Гога позвал Саныча. Славик сидел, печально кивая головой, и молчал. Долго молчать будешь? — спросил Гога, радостно улыбаясь. Георгий Давыдович, — начал Славик, тщательно подбирая слова, — я понимаю, да — мы все были на нервах, я был не прав, вы погорячились. Я? — продолжал улыбаться Гога. В конце концов, мы профессионалы, — сказал Славик и поправил очки. — Я понимаю — бизнес есть бизнес и надо его спасать. Я привык, чтобы все было начистоту, да... И если у вас ко мне какие-то претензии — говорите, я не обижусь. Но, — продолжил Славик, — я все понимаю, возможно, я где-то с вами был не согласен, возможно, наши позиции кое в чем не совпадали, ну, так получилось, я понимаю — вы в этом бизнесе человек новый, поэтому, нет, все нормально, я в команде, все хорошо. Славик, — сказал ему Гога, — это просто фантастика, что ты в команде, только проблема в том, что наша команда вылетает из высшей лиги. Да, — сказал Славик, — да. Я понимаю — вы имеете право так говорить, я бы на вашем месте тоже сказал бы так, я понимаю, все хорошо... Славик, — опять обратился к нему босс, — я тебя прошу — давай что-то конкретное, я в минусах, так бизнес не делают, ты понимаешь? Славик еще покивал головой, поразводился по поводу команды, в которую он вернулся, выразил уверенность, что на его месте так сделал бы каждый, стрельнул у Гоги на такси и велел ждать его завтра с хорошими новостями. Завтра утром он перезвонил с чужого мобильника и возбужденно прокричал, что сейчас он, мол, сидит в исполкоме и что сейчас тут, мол, решается вопрос на уровне облсовета, чтобы предоставить им право в этом году проводить “Вышиваны рушнички”. Что? — спросил его Гога. “Рушнички”, — терпеливо повторил Славик, слышно было, как законный владелец вырывает у него из рук свой телефон, но он не поддавался, — “Вышиваны рушнички”. Да подожди ты! — крикнул он по ту сторону разговора и, опять припав к трубке, продолжил: — Конкурс детского и юношеского творчества, непосредственно под патронатом губернатора, башляется из бюджета, если пройдет — они дают нам статус творческого центра, ни одна налоговая не до..ется. А ты уверен, что нам это подходит? — на всякий случай спросил его Гога. Ясно, что подходит, — закричал Славик, — это именно то, что нам надо, — рисунки на асфальте, конкурс детских моделей, старшеклассницы в купальниках, б... — распишем программу, бабло проведем через бухгалтерию, сделаем откат пожарникам, чтобы они нас в бюджет на следующий год поставили, и все — целый год кавээнить будем за народные бабки, шоу маст гоу он, Георгий Давыдович, я в этом бизнесе двадцать лет, ай, б...! — закричал он уже скорее в пустоту, поскольку трубку у него таки забрали. Гога тяжело вздохнул и вернулся к кроссворду.

После обеда в клуб пришли четверо, были в спортивних костюмах, но на спортсменов похожи не были, разве что на злостных нарушителей спортивного режима. Охранник спросил, к кому они, но они свалили его с ног и пошли искать директора. Гога сидел с Санычем и добивал кроссворд. Саныч увидел четверых и молча отключил телефон. Вы кто? — спросил их Гога, уже наперед зная ответ. Мы “Супер-ксероксы”, — ответил первый, в синем спортивном костюме. Кто? — переспросил Сан Саныч. Ты что, глухой? — сказал второй, тоже в синем спортивном костюме. — “Супер-ксероксы”. Весь дом напротив — наш. Паркинг за углом — тоже. И еще офис на Южном, — опять вступил в разговор первый, в синем. Вообще — мы лидеры на рынке, понятно? — это уже добавил второй, в синем. Третий, в зеленом, неудачно повернулся, и из-под полы его спортивной куртки выпал обрез, зеленый быстро наклонился, поднял его и спрятал обратно, хмуро посмотрев вокруг. Мы держим сеть оптовых центров, — продолжал первый, — у нас прямые поставки из Швеции. Вы что, — попробовал поддерджать разговор Гога, — хотите продать нам ксерокс? Четверо хмуро замолчали, тяжело переводя взгляды с Гоги на Сан Саныча. Мы хотим, — наконец начал первый, вытирая вспотевшие ладони о синюю ткань спортивных штанов, — чтобы все было по-честному. Вы тут новые, вас тут не было. Это наша территория. Надо платить. Мы платим, — попробовал пошутить Гога, — налоговой. Третий опять неудачно повернулся, и обрез загрохотал по полу. Четвертый отвалил ему леща, наклонился, поднял оружие и спрятал его в карман своих малиновых спортивных штанов. Брат, ты не понял, — опять начал второй, вкладывая в слово брат всю свою ненависть. — Мы “Супер-ксероксы”, мы покрываем весь регион. Что вы имеете в виду? — спросил Сан Саныч. Ты не перебивай, да? — резко сказал первый и повернулся ко второму, — говори, Лёня. Да, — сказал на это Лёня, — у нас выходы на администрацию. Это наша территория. Так что надо платить. Ну, мы тут тоже не чужие, — попробовал что-то сказать Гога. — Нас тут, в принципе, знают. Кто тебя знает, брат? — выкрикнул второй, сжимая кулаки, но четвертый взял его за локоть, мол, спокойно, Лёня, спокойно, они сами не знают, что творят. — Ну кто тебя знает? Ну как кто? — попробовал потянуть время Гога. — Я по гипсокартону вообще работаю, у меня знакомые на Балашовке плюс зацепки в налоговой. Братья Лыхуи опять же... Что? — заревел второй, и Гога сразу понял, что про Лыхуёв можно было не вспоминать. — Лыхуи?! Эти лохотронщики?!! Да они у нас, в “Супер-ксероксах”, взяли партию старых принтеров и перепродали их каким-то мудакам из Тракторного! Сказали, что это копировальные машины нового поколения! А те спихнули их в ментовскую академию, оптом, с нашей гарантией. Мы еле отмазались!!! Лыхуи!!! Лыхуи!!! — второй рвал на себе синюю спортивную куртку и выкрикивал на весь клуб проклятую фамилию. Не только, — добавил Сан Саныч, лишь бы что-то добавить, — мы еще в исполкоме... Что?! — не дал ему закончить второй, похоже, он вправду обиделся. — В каком исполкоме?!! Ты хочешь сказать, что вас тоже крышует исполком?!!! Ты отвечаешь за свои слова?!!!! Четвертый решительно полез в карман за оружием. Ну все, подумал Гога, лучше бы меня убил красноярский омон, не так противно было бы. Все четверо двинулись к столу, заняв собой полкомнаты. И выглядело все таким образом, что ни Гоге Ломая, ни тем более Сан Санычу в этой ситуации ничего, кроме тяжких телесных повреждений, ждать не приходилось.

И тут открываются двери и в кабинет входит Славик, радостно улыбаясь и маша, как веером, какими-то ксерокопиями. Четверо застыли на месте с занесенными кулаками. Гога медленно опустился на стул, Саныч зажмурился и нащупал в кармане телефон. Все повернулись к Славику. Привет, привет, — закричал Славик, не замечая общего напряжения, — всем привет! Он подошел к Гоге и пожал ему ватную руку. Партнеры? — радостно показал он Гоге на четверку и, засмеявшись, пожал руку крайнему, тому, который был в синем. Вот! — победительно крикнул он и бросил перед Гогой кипу ксерокопий. Что это? — выдавил из себя Гога. Разрешение! — победно крикнул Славик. — “Вышиваны рушнички”! “Вышиваны рушнички”? — недоверчиво спросил Гога, “Вышиваны рушнички”? — подошел Саныч и заглянул в документы. “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, — испуганно зашептали четверо, пятясь к выходу. “Вышиваны рушнички”! — победно повторил Славик и, наклонившись к Гоге, деловито заговорил: — Значит, так, Георгий Давыдович, с пожарниками все улажено, переводим через их счет, я все прикинул, берем налом и списываем как коммунальный долг, — он нервно засмеялся, резко оборвал смех и, повернувшись к четверке, строго спросил их: — Вы что-то хотели, товарищи? Гога тоже вопросительно посмотрел на четверку, не решаясь задать им тот же вопрос. Брат, — заговорил наконец второй, застегивая на груди молнию синей куртки, — так вас что, в натуре губернатор крышует? Да-да, — нетерпеливо ответил ему Славик и опять зашептал Гоге: — Недостачу спишем на детские хоры, я пробивал через управление, они проведут это через квартальний отчет как целевой одноразовый платеж детям-сиротам. Четверка неуверенно толклась возле дверей, не зная, что им делать. Четвертый старался отдать обрез третьему, но тот отчанно отпихивался. Что, уже уходите? — повернулся Славик к четверке. — Георгий Давыдович, мы, кстати, приглашаем товарищей на “Вышиваны рушнички”? “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, — застонали четверо и начали выскальзывать из кабинета. Когда двери за ними закрылись, Гога глубоко выдохнул. Дай папиросу, — обратился он к Славику. Славик вытащил свои голимые и протягнул Гоге. Гога схватил папиросу дрожащими губами, Славик предупредительно поднес спичку. Босс затянулся и тут-таки закашлялся. А что случилось? — не понял Славик. Славик, — обратился к нему Гога, — вот ты человек с биографией, да? Ты двадцать лет в шоу-бизнесе. Ты знаешь этого, как его... гребенщикова, — подсказал Славик. Ты организовывал харьковский концерт ю-ту, ты работал с пионерами. Скажи мне — бог есть? Есть, — сказал Славик. — Безусловно есть. Но это не имеет никакого значения.