Раиса Соломоновна совсем напилась. Она вырвала микрофон из рук Гоги и начала петь песни из кинофильмов. Свой рыжий парик она надела на встревоженного Славика. Гога попробовал забрать у нее микрофон, но она вцепилась ему в волосы и начала кричать. Славик попробовал оттащить ее от босса, но тщетно — Раиса Соломоновна крепко держалась за Гогу одной рукой, другой пытаясь выцарапать ему глаза. Гога сначала пробовал ее оттолкнуть, но потом тоже завелся и начал вслепую махать кулаками. Первым ударом он свалил с ног Славика. Славик схватился за челюсть и снова кинулся оттаскивать Раису Соломоновну. Раиса, встретив сопротивление, озверела и набросилась на Гогу с новой силой. После нескольких попыток она проехалась-таки по его левой щеке, оставляя кровавые борозды и обламывая накладные ногти. Гога вскрикнул, отступил и поддал Раисе Соломоновне ногой прямо в живот. Раиса отлетела назад и вместе со Славиком, который за нее держался, свалилась в зал. Гога, ругаясь, вытирал кровь. Саныч, — крикнул он, — будь другом, вынеси отсюда эту ведьму. И музыку ее выключи, — крикнул он. Саныч подошел к певице, взял ее за шкирку и потащил к выходу. Следом с плачем бежал Славик в парике, Гога смотрел на все это со сцены и ругался. Ведьма, — кричал он, стоя посреди сцены, — ведьма чертова! Саныч вызвал такси, сунул Славику бабки и вернулся в клуб. Гога сидел на краю сцены, вытирая кровь шелковым рукавом, и пил водку из горла. Ведьма! — заплакал он и ткнулся носом Санычу в грудь. — За что она меня? Вот ведьма! Нормально, брат, — ответил ему Саныч. — Давай я тебя домой отвезу. Они вышли на улицу. Горбун стоял возле своей машины, посмотрел на Гогу в ботфортах, перевел задумчивый взгляд на Саныча и молча сел за руль. По дороге все молчали, только Гога время от времени всхлипывал. У меня тоже сосед пидор, — попробовал завязать разговор горбун. Да? — хмуро отозвался Саныч, — а у меня целый подъезд.

Утром Гога проснулся дома, в постели, в одежде и в ботфортах. Задумчиво глядя на ботфорты, попробовал все вспомнить. И не смог. Черт, подумал Гога, чем я занимаюсь. Мне скоро тридцать, я нормальный здоровый бизнесмен, на меня телки вешаются. Ну хорошо, опять подумал он, телки не вешаются, но все равно — для чего мне этот клуб, для чего мне эти геи, что я сам себе жизнь порчу. Он потянулся за телефоном, набрал номер знакомого оптовика и с лету купил у него партию гипсокартона.

Саныч приехал в “Бутерброды” где-то после обеда. На входе стоял перепуганный охранник, Сан Саныч, — сказал он, — там Георгий Давыдович... Разберемся, — коротко ответил Саныч и зашел в клуб. Зал был завален какими-то коробками. Они стояли всюду. Столы были составлены в угол. Бар не работал. Саныч зашел к Гоге. Гога сидел, закинув ноги на стол, и весело разговаривал с кем-то по телефону. На столе перед ним стояли ботфорты. Что это? — спросил его Саныч, показывая пальцем в сторону зала. Что? — безмятежно переспросил его Гога. — А, в зале? Гипсокартон. Взял партию дешево. А как же “Бутерброды”? — спросил его Саныч. А никак, — ответил Гога. — Без понтов эти “Бутеброды”. Я в минусах, Саныч, какие “Бутерброды”? Сейчас скину гипсокартон — и на Кипр. А как же экзотический отдых? — спросил его Саныч. Да какой экзотический отдых? — нервно засмеялся Гога. — У нас ментальность не такая, понимаешь? Ну а какая у нас ментальность? Черт его знает какая, — ответил ему Гога. — Нашей ментальности шо нада — водку и телку для экзотического отдыха, правильно? А с вашими геями какая водка может быть? Не говоря уже про телку, — печально добавил он.

В зале послышался пронзительный крик. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел Славик. Что? — закричал он. — Что это? Он отчаянно показывал в сторону зала. Георгий Давыдович, Саныч — что это такое? Это гипсокартон, — сказал ему Саныч. Гипсокартон? Гипсокартон, — подтвердил Саныч. Зачем гипсокартон? — не понял Славик. Гипсокартон, Славик, — объяснил ему Гога, — для строительства архитектурных объектов. Георгий Давыдович сворачивает бизнес, — объяснил Славику Саныч, — он теперь будет торговать гипсокартоном на Кипре. На каком Кипре? — обиженно возразил Гога, но Славик его уже не слушал — Что? — спросил он. — Сворачиваете бизнес? Вот так просто — сворачиваете бизнес? А я? А наши планы? Какие планы? — нервно перебил Гога. Да, я понимаю, — затянул Слава, — я это сразу видел. Для вас это так — сегодня открыли, завтра закрыли, для вас же это так . Я вас понимаю, я бы на вашем месте тоже так сделал бы. Да. Это когда до дела, когда “Вышиваны рушнички” надо пробить, тогда Славик давай. Или когда Раису Соломоновну пригласить, так это Славик, пожалуйста. Ведьма твоя Раиса Соломоновна! — закричал на это Гога. — Ведьма чертова! Да? — в свою очередь закричал Славик. — Раиса Соломоновна — артистка! У нее репертуар! А вы ее ногой по печени! Как — ногой по печени? — растерялся Гога. Так! Ногой! По печени! А у нее репертуар! — Славик не выдержал, упал на кресло и, обхватив голову руками, зарыдал. Воцарилась гнетущая тишина. Саныч, — заговорил наконец Гога, — Саныч, я что? Правда? Ногой по печени? Ну, ты защищался, — сказал Саныч, отводя взгляд. Не может быть, — прошептал Гога и тоже обхватил голову руками. Сан Саныч вышел на улицу. На противоположной стороне стояли два “Супер-ксерокса” в зеленых спортивных костюмах и почти сливались с июльской зеленью.

Наверное, Гога среагировал на эту историю про печень, в смысле про Раису Соломоновну. Что-то его перемкнуло после этого, стыдно перед коллективом стало или что, но на следующее утро он сплавил гипсокартон директору парка развлечений и пригласил Саныча и Славика на разговор. Саныча заедала депрессия, но он взял себя в руки и поехал. Последним явился Славик, был собран и выглядел строго. Гога старался в глаза ему не смотреть. Ботфорты так и стояли на столе, похоже, Гога просто не знал, что с ними делать. Все сели. Помолчали. Можно? — строго по-школьному поднял руку Славик. Прошу, — с предупредительностью разрешил Гога. Давайте я начну, Георгий Давыдович, — начал Славик. — Я все это дело заварил, мне и спасать проект. Сан Саныч посмотрел на него с отчаяньем. Я понимаю, — сказал Славик, — мы все наделали много ошибок. Вы в этом бизнесе люди новые, я где-то недосмотрел. Ну да. Не будем перекладывать вину на кого-то, — сказал Славик и посмотрел на Саныча. Но еще не все потеряно. У меня всегда есть запасной козырь в рукаве. Ага, — сказал он, — сейчас они придут. Кто? — испуганно спросил Гога. Бычки!

И Славик рассказал про Бычков. Он нашел их через стриптизерок из дворца пионеров. Дуэт Бычков — отец и сын — были цирковыми клоунами, но несколько месяцев назад, в связи с финансовыми проблемами, которые переживал городской цирк, попали под сокращение и занялись сольной карьерой, как про это сказал Славик. По его словам, у них была клевая шоу – программа, на полтора часа, с музыкой, акробатическими номерами и карточными фокусами. Славик поставил на Бычков все, сбоя быть не могло.

И вот пришли клоуны. Бычко, Иван Петрович, — представился старший Бычко и пожал руки Гоге и Сан Санычу. Бычко Петя, — представился младший, но руки пожать не решился. Гога пригласил всех садиться. Ну что ж, — начал Бычко-старший, сняв очки и протерев их носовым платком. — Мне рассказали про вашу ситуацию. Я думаю, мы с Петей сможем вам помочь. А какая у вас программа? — поинтересовался Гога. У нас дистанция, — сказал Иван Петрович. Династия, — поправил его Петя. Да, — согласился Иван Петрович. — У нас цирковая династия, с одна тысяча девятьсот сорок седьмого года. Именно тогда моя старшая сестра поступала в цирковое училище. Поступила? — спросил Гога. Нет, — ответил Иван Петрович, — так что цирк — это у нас семейное. Я, молодой человек, чтоб вы знали, еще в одна тысяча девятьсот семьдесят третьем получил вторую премию на республиканском конкурсе молодых артистов эстрады в Кременчуге. Я со своим номером “Африка — континент свободы” устроил настоящий фурор во время межрегионального слета агитаторов в Артеке в одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом. Нет, — вдруг возразил сам себе Иван Петрович, — таки в семьдесят девятом. Да — в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом, в Артеке! А нам, — попробовал присоединиться к разговору Гога, — а нам вы тоже будете показывать “Африку — континент свободы”? Нет, — спокойно возразил Иван Петрович, — нет, молодой человек. Мы стараемся идти в ногу со временем. У нас с Петей программа, работаем полтора часа, дополнительно — почасовая оплата, дебет-кредит, все официально, все легально. Оплату можно по безналу, но тогда плюс десять процентов банковских. Ну хорошо, — сказал Гога, — это понятно. Но вы знаете нашу специфику? А что у вас со спецификой? — спросил Иван Петрович и кинул на Славика недовольный взгляд. У нас гей-клуб, — сказал ему Гога, — то есть клуб для геев, понимаете? Так, что у нас по геям. — Иван Петрович достал из кармана пиджака замызганную тетрадку в линейку. — Восемьдесят долларов за час. Плюс почасовая доплата. Плюс десять процентов банковских, — повторил он как завещание. А вы вообще работали с такой публикой? — продолжал сомневаться Гога. Кхм, кхм, — тяжело прокашлялся Иван Петрович. — Работали мы тут не так давно корпоратив в консалтинге. Ну так публика, я вам скажу, солидная собралась, аккуратная. И вот представьте себе, подходит к нам с Петей исполнительный директор и говорит... Ладно, ладно, — перебил его Гога, — знаю я этот консалтинг. Так что? — подал голос Славик. — Берем Бычков? Берем-то берем, — ответил Гога, — только как ты себе это все представляешь? Значит, так, — перехватил инициативу Слава, — Георгий Давыдович, я все продумал. Что у нас по календарю? Ну? — спросил его Гога. Купала! Сделаем гейского Купалу! — сказал Славик и весело засмеялся. Бычки тоже засмеялись — Иван Петрович хрипло и застуженно, Петя — звонко и не в тему. И Гога тоже засмеялся, его смех был особенно нервный и неуверенный. Уже когда прощались, Иван Петрович повернулся от дверей. Ваши? — спросил он Гогу и показал на ботфорты. Да, — сказал Гога. — Друзья прислали. С Кипра. А размер не мой. Бычко-старший подошел и потрогал голенище ботфорта. Хороший материал, — сказал он со знанием дела.

К гейскому Купале готовились особенно тщательно. Гога больше не доверял Славику и публикой занимался сам. Опять были приглашены партнеры по бизнесу, оптовики, друзья детства и братья Лыхуи, из которых, впрочем, пришел только Гриша, потому что Савву побили в драке на Тракторном и он лежал в четвертой больнице с переломанными ребрами. Славику разрешено было пригласить работниц дворца пионеров, всех четырех. Кроме того набилось много неизвестной публики, которая купилась непонятно на что, но точно не на гейского Купалу. Главной ударной силой были, естественно, Иван Петрович и Петя Бычки. Специально, как они сказали, к празднику ими был подготовлен номер “Огни Каира”, что, по безапелляционным утверджениям Славика, который был на прогоне, должен был всех порвать. На сцену Бычки вышли в костюмах фараонов, взятых напрокат в парке развлечений. Зазвучала музыка. Вспыхнули софиты. Петя Бычко легко прогнулся и сделал мостик. Иван Петрович напрягся, крякнул, но тоже сделал мостик. Публика зааплодировала. Гриша Лыхуй, который пришел уже пьяный, вскочил на ноги, но не удержался и завалил официанта. Охрана кинулась его поднимать и выводить, но Гриша сопротивлялся. Он свалил с ног одного охранника и успешно отбивался от второго. Саныч увидел драку и взялся разводить. Оптовики, которые уже сидели без галстуков, увидели, что бьют Гришу Лыхуя, и, забыв прошлое, бросились ему на выручку. Гриша в это время швырнул второго охранника на сцену, тот врезался в стойку, на которой висели фонари. Стойка не выдержала и завалилась на Ивана Петровича, который стоял мостиком. Младший Бычко этого всего не видел, поскольку сам стоял мостиком, публика бросилась вытаскивать Ивана Петровича из-под арматуры, но им мешал Гриша, который сцепился сразу с охранниками и оптовиками, не желая никому из них уступать. Тут младший Бычко повернул-таки голову и увидел папу под горой металлолома. Он дернулся было в его сторону, но отец угрожающе выбросил вперед руку, мол, назад, на сцену, ты артист, поэтому давай — дари людям радость! И Петя понял его, понял без слов этот последний отцовский наказ. И снова сделал мостик. И публика тоже все поняла и скрутила Гришу Лыхуя и потащила его в туалет, отливать холодной водой. Давай, Петя, давай, сынок, — прошептал Иван Петрович из-под аппаратуры, и тут прозвучал взрыв — Гриша Лыхуй, обидевшись на всех и не имея больше сил сопротивляться, достал из кармана пиджака ручную гранату и бросил ее в крайнюю кабинку. Унитаз треснул, как грецкий орех, из кабинки повалил дым, публика бросилась к выходу. Саныч старался собрать побитых охранников, Гога стоял возле сцены и ничего не понимал во всем этом гаме и дыме. Георгий Давыдович! Георгий Давыдович! — подбежал к нему запыхавшийся Славик. — Беда, Георгий Давыдович. Что случилось? — растерянно спросил Гога. Кассир! — прокричал ему Славик. — Кассир, сука, сбежал! С выручкой! Куда сбежал? — не понял Гога. Да тут недалеко! — продолжал кричать Славик. — Я знаю. Сейчас будет спускать бабки на игровых автоматах! Давайте, мы еще успеем! И Слава побежал к выходу. Гога, сам того не желая, пошел следом. Саныч оставил контуженых охранников и двинулся за ними. На улице их уже ждал горбун. Садитесь, — крикнул, — скорей! В машину кроме Славика, Гоги и Сан Саныча втиснулись еще две работницы дворца пионеров, Петя Бычко и, что примечательно, покрытый гарью и оглушенный Гриша Лыхуй, который кричал больше всех, как будто это его выручку только что украли. Горбун рванул вперед, Славик показывал дорогу, но ему мешал Гриша, на котором все еще дымился пиджак с одним оторванным рукавом. Горбун злился, но продолжал разгонять машину, работницы дворца пионеров пищали на поворотах, так что в конце концов горбун не удержал руля и такси, выскочив на встречную полосу, вылетело с дороги и въехало в киоск с газетами. Газеты разлетелись вокруг, как перепуганные гуси. Был четвертый час утра, было тихо и спокойно. По улице проехала поливальная машина. Двери разбитого такси тяжело открылись, и оттуда начали вылазить пассажиры. Первым вылез Гриша Лыхуй, в пиджаке с одним рукавом, увидел пачки газет, поднял одну и пошел вниз по улице. За ним со змеиной пластичностью выполз Петя Бычко в костюме фараона. За Петей вывалился Сан Саныч и вытащил двух работниц дворца пионеров. Изнутри работниц выталкивал Славик. Потом вытащили Гогу. Гога потерял сознание, но скорей от горя. Горбун вылез сам, он, казалось, сгорбился еще больше. В принципе, больше всех пострадала одна из работниц дворца пионеров, Анжела, — по дороге Гриша Лихуй выбил ей зуб. Сан Саныч отошел в сторону и достал из кармана отключенный еще вчера телефон. Попробовал его включить. Посмотрел на время. Четыре пятнадцать. Проверил автоответчик, не было ли новых сообщений. Новых сообщений не было.