Полкэмэ до бульвара

Снеди взять в новый дом

На обед, старый стул с тротуара

В середине пустынной страны незнакомой.

Так становятся эти холмы

Нам безвременным домом.

* *

*

Она, в принципе, безответна,

Обращайся к самому себе,

Невольно жестикулируя,

Сквернословя косноязыко.

В процессе валяния

У бетонной ограды Храма Искусств

Лежи наслаждайся

Своей музбыкой.

Глядишь, автобус проедет,

Женщина через жизнь пройдет,

Поезд далекий, собеседник милый,

Гудком ответит.

Где-то в беленой комнате

Она пряжу свою прядет.

Тут и там узелком неприметным метит.

Так что, гляди, вся ткань в узелках, стежках,

В узорных петлях, потом в швах и разрывах.

Слышишь, словно табачный дым, тает подпольный страх,

Когда полночное дно все живое в небесных рыбах.

Поздний Самойлов

Когда уже допито все, докурено,

Набедокурено, нацедээлено,

Пристреляно, опалено, залатано,

Когда уже совсем и дела нет,

Когда свободен от любви с плакатами —

Гражданственность в чулане тлеет знаменем, —

Тогда литература стала мебелью,

Снега над Пярну вознеслись знамением

И легкие слова летят явлением,

Когда уже ослеп почти

И звук живет один в закрытом черепе.

Ты эту книгу до конца прочти.

Те строки, как в бутылке, чудным вечером

Плывущей по морям безверия.

Вот выдохнул совсем — и стало холодно

И пусто, словно сердце выдохнул,

Но беспредельно легче и светлее.

И спит поэт в гробу, ему положенном,

Словно солдат на отдыхе под елью.

* *

*

Где-то в сознании газгольдеры, черные дыры, аспид нутра,

словно испанки волна мятежных двадцатых.

Кроется где-то рожденье на дне до утра,

Родины дальней верста в цветах полосатых,

в сотках на всех, в набухающих венах дорог,

в небе отечном, нависшем над городом сонным,

где продолжается кем-то отмеренный срок,

но воспрещается вход посторонним.

Я постою, стороной по краю пройду

вдоль государственной, мне неизвестной границы.

Лица родных и друзей поплывут поутру

в свете Господнем, в преддверии тихого сердца.

И не понять, почему же еще невдомек

так далеко на окольном пути Провиденья:

город в тумане, где мы проживаем вдвоем,

где не помогут от грусти эти картонные стены.

* *

*

Холодок бежит за ворот.

Поводок плывет по горлу.

Человек бежит за город.