– Я тебя не зазывала, – обиделась хозяйка. – Сам приперся. Привык уже к чистой самобранке скатерти-простынке, конь македонский.

– Вызовы погодят, не затоплются, поди, – задумался слесарь. – Тебе, Альбина Никитична, все одно переться в чертову парилку без сопровождающих ее лиц несподручно. Надо хоть какой струмент иметь – разводной, гайковерт, может, краны латунь несломленные. А то что у тебя за вид, женщина без определенного места.

– Собака! – назначила Альбина близкого знакомого. – Вид мой ему не показался. Собака, на сене улегся и воет. Как за места трогать – так определенно женщина, вся ряшка вспотеет от улыбок, а как…

– Не плюйтесь вы взаимно, – остановила спорящих сотрудница отдела писем Фирка. – Как и решили, Альбиночка, вдвоем туда сейчас потянемся и всю эту кодлу разбомбим. Ты что, зря убиралась! И я так могу, если очень захочу. И стирать могу.

– Очень красиво все вымытое, Альбина Никитична, – решил подлизаться слесарь. – Выскобленное до шкуры. И правильно говоришь, придет дочка в совсем другую хорому, поглядит – не четырехкомнатная площадь, а космический полигон отрасли, встречай хоть Юрия Алексеича пирогами, царствие ему небесное.

– Какого Алексеича? – пробурчал сидевший скособочившись в своем знаменитом плаще и до этого угрюмо думавший вохр Горбыш. – Царевича?

– Космического Гагарина в водоотталкивающих скафандрах, которые без протечек, – пояснил слесарь. – Начистила не зря. Дочка скажет: мамаша, вы неотразимая женщина. От вас чистота кругом отходит и прет. И свет сквозит, как от неподбитого фонаря. Остаюсь здесь коротать юность, чтобы потом спокойно отыскать половину.

– Чего половину? – опять вскинулся погруженный в фонтан мыслей вохр.

– Вам, Горбыш, не понять, – фыркнула Фирка. – Вам обе половины подавай сразу. И в баню с вами поезжай на задворках скособоченного сруба с дощатым туалетом. А чтобы девушкам цветы подарить или вечером помочь корреспонденцию разобрать, или еще какое кино, – так всегда мотоциклетка барахлит.

– Девушкам половина нужна – задумчиво закончил слесарь. – Это нам целиком подавай, прошедшим воду и медные трубы с кранами. Найдет твоя девчушка, Альбина Никитична, себе хорошего половину – ученика слесаря или башковитого молодого фрезеровщика с училища ФЗУ… С колледжа… А то, глядишь, краснодеревщика-реставратора категории, всю жизнь, как лакированная, проваляется с пирожным. То-то жизнь!

– Да пошли вы все, сказки матери плести-на, – возмутилась хозяйка. – У меня беда, а им пирожные в постель подавай.

– Я тебя одну не пущу биться, – твердо заявила Фирка, сурово нахмурившись. – Как решили, вместе. Ты мать, я не мать, но мы обе теперь не разлей ледяная вода. Ты от мужа пострадавшая девушка, я – от твоего обозревателя-любовника ошпарилась. Мы теперь боевой катамаран вооруженных ниже ватерлинии женских сил.

– Чертеж нужен. План, – сник несколько слесарь. – Ежели бы наши слесаря умели чертеж читать, им и в европах цены не было. План. Какой у них где задний проход. А то по фейсконтролю врежут, и будешь зубы медные по утрам разводным вкручивать.

– Ну-ка плесни на донце, обнови, – велел Горбыш Фирке, указывая на свою рюмку. – А то план не склеивается.

И в ту же секунду в квартире зашелестел зубоврачебной дрелью противный зудящий входной звонок. Через пару минут хозяйка вернулась в кухню, а вслед за ней появился на пороге нерешительный неизвестный господин. Правда, господином он назван оказался условно, ибо был это не кто иной, как замаскированный двухдневной щетиной космический болтостроитель Ашипкин собственной невзрачной персоной, о невзрачности которой, может быть, говорили еще революционные вожди.

– Вот, – представила появившегося хозяйка. – Этот заявился, гусь. Клянется печенкой, скоро здесь появится Алексей Павлович Сидоров, и все проблемы решатся сами собой. А пущу я его на порог, твоего Сидорова! – вдруг вспеснула руками Альбина, и злые слезы пронзили ее щеки. – Или спущу на него… вот этих псов, – и она невнятно, голым локтем ткнула на слесаря и вохра. – У нас проблемы.

Тут прибывший Ашипкин откуда-то из-под кургузой курточки вытянул две банки красивых рыбных консервов – частик и ледяная в томате, и установил, явно тушуясь, на стол:

– Мне бы Алексея Павловича чуть обождать.

– Ты, Альбина Никитична, на этого не кричи… те. Он, может, и хороший человек, – заметил слесарь, разглядывая консервы. – Вы какой профессией владеете? Не слесарь?

– Инженер был по космическому болтостроению. Запускал изделия. Но надышался гептилов, комиссовали. Однако не слесарил, недоучился. Извиняюсь. Своими руками ничего, кроме… Так, с немецкого словаря поворошить или… на раскладушке ночую. По металлам руками не могу. Вот даже завинтку металлическую плохо скручиваю, – и новенький установил на стол четвертинку с серебристо сияющей головой.