Шрифт:
— Приходится, — сказала Оливия, как зачарованная глядя на пальцы, которые гладили ее плечо.
— Да, — ничуть не удивился он. — Жизнь научила вас осторожности, верно? Завтра вечером.
— Что? — Она вздрогнула и подняла глаза.
— Подумайте и завтра вечером скажете мне, что вы решили.
— Ох… Да. Ладно. — Времени достаточно. Если она не решит это до завтра, то не решит никогда.
— Надеюсь, это поможет вам думать быстрее.
Оливия хотела спросить, чем вызвана такая спешка, но не успела: руки Саймона обняли ее за талию, а губы крепко прильнули к губам.
Однако до того она успела увидеть блеснувшие в полумраке белые зубы.
На этот раз она не пыталась сопротивляться. Просто не могла. Кровь бурлила, тело горело, словно погруженное в кипяток. Она положила руки на плечи Саймона и прильнула к нему, ощущая, как сокращаются мускулы под белой рубашкой. А когда Саймон крепче прижал ее к себе, Оливия ощутила еще кое-что… и поняла, что его тянет к ней не меньше. А затем — несмотря на то что губы Саймона продолжали жадно изучать ее рот — он отстранился. Когда Оливия слабо застонала от наслаждения, Саймон отпустил ее.
— Вот, — сказал он. — Думаю, так вам будет легче принять решение.
— Ох! — воскликнула Оливия, когда немного отдышалась. — Как вы могли? Вы серьезно думаете, что одного вашего поцелуя достаточно, чтобы заставить меня принять ваше предложение? Потому что, если вы…
— Нет, — поспешно сказал Саймон. — Вижу, что одного недостаточно. Сейчас исправлюсь.
— Нет! — Она попыталась отойти подальше, но Саймон держал ее за запястье. — Нет, Саймон. Чтобы привести меня к алтарю, потребуется что-то куда большее, чем поцелуи. Будьте добры отпустить мою руку.
— Подождите минутку. Я должен кое-что сказать вам до того, как отвезу домой.
— Что же? — Оливия пыталась казаться равнодушной, но у нее невольно перехватило дыхание.
— Я знаю, что для этого потребуется нечто куда большее. И обещаю дать его вам. А теперь идите и хорошенько подумайте. — В его ленивом взгляде читался прозрачный намек, и Оливия с неудовольствием ощутила, что краснеет.
— Самодовольный подонок, — пробормотала она, отводя глаза и глядя на портрет хорошенькой ясноглазой девочки.
У Саймона дрогнули губы. Он взял Оливию за подбородок и повернул лицом к себе.
— Это не так, сами знаете. Просто гнев вам очень к лицу, а искушение поддразнить вас иногда становится невыносимым. Но, поверьте, у меня не было намерения оскорбить вас.
— Нет, — сказала Оливия. — Я понимаю. У вас было намерение заставить меня принести приплод.
— Я бы сформулировал это по-другому, — сухо сказал Саймон. — Но если ваши котята будут хоть немного похожи на вас, моя кошечка… — Не закончив фразу, он отпустил запястье Оливии и жестом указал на дверь.
— Да? — сказала Оливия, не двигаясь с места. — Продолжайте. Если мои котята будут немного похожи на меня…
— Придется подрезать им когти. — Внезапно Саймон снова оживился. — Казинс наверняка дремлет перед телевизором, поэтому я не буду ему мешать и сам отвезу вас домой.
Дело сделано, подумала женщина. Он пообедал, потом сделал предложение, а теперь поскорее поезжай домой, Оливия, и принимай решение. Неужели Саймон всегда был столь же невыносимым?
Всю дорогу до дома миссис Кричли они промолчали. После такого ошеломляющего заявления как-то не тянуло говорить о пустяках.
В ту ночь Оливии было не до сна. Она лежала в своем алькове и смотрела в потолок. Только когда из спальни донеслось тихое посапывание Джейми, она поняла, что забыла выключить лампу. Оливия нажала на кнопку и погрузилась в темноту. Под крышей было жарко, а стоило пошевелиться, как становилось еще жарче.
Имело ли смысл думать над предложением Саймона?
Джейми что-то пробормотал во сне, и Оливия поняла, что по крайней мере одна причина у нее есть. Если она выйдет за Саймона, будущее сына будет обеспечено.
Мальчику нравился Саймон. Джейми сам так сказал. А иногда, когда Саймон заставлял ее смеяться, он нравился и ей. Но большей частью Саймон пугал ее. Он был такой собранный, такой уверенный в себе и так хорошо знал свое место в мире…
Не глупи, Оливия, сказала она себе. Именно это место позволит тебе обеспечить будущее Джейми. Кроме того, Саймон отнюдь не урод. Совсем наоборот. Она вздохнула и принялась крутить в пальцах уголок простыни. В этом и заключалась главная трудность. Именно это ранило ее больше всего.