Окубо сжал зубы, но сдержал гнев, что весьма понравилось сёгуну. Сам он умело контролировал свои эмоции, когда считал это полезным.

— У меня есть некоторые сведения об этом человеке, — заявил Окубо. — Он изменил свое имя и теперь называет себя Мацуяма Кадзэ — Ветер на Сосновой Горе.

— Какое странное имя, — задумчиво произнес Хонда. — Откуда оно тебе известно?

— После сражения при Сэкигахаре этот человек доставил мне много неприятностей, а потом исчез, — сказал Окубо. — Я думал, он поступил благородно и покончил с собой, однако недавно мои люди видели его в Камакуре. Они не поймали негодяя, но навели в городе справки и узнали его новое имя. К сожалению, выследить мерзавца не удалось, и он убил почтенного торговца, вырезав при этом все его семейство. Мацуяма, без сомнений, превратился в закоренелого преступника и дошел до того, что покусился на жизнь сёгуна! Смерть ему!

— Окубо-сан, Хонда-сан, почему бы вам не разыскать этот Ветер на Сосновой Горе? — произнес Иэясу.

— Будет сделано, Иэясу-сама, — поклонились оба воина.

— Хорошо. Ёсида-сан поможет вам. Именно он возглавит поиски.

Услышав это имя, оба даймё переглянулись. Не иначе как именно Ёсида заменит погибшего Накамуру.

Взмахом руки сёгун отпустил приближенных, и они покинули чайный домик, склонившись перед правителем Японии. Обладая статусом хатамото, то есть прямого вассала сёгуна, Хонда задержался, когда остальные ушли.

— Знаешь, мне кажется, я умру не от мушкетной пули, — задумчиво произнес Иэясу.

Хонда посмотрел на него с удивлением:

— Почему ты так говоришь?

Они давно знали друг друга, и Хонда мог не называть хозяина «Иэясу-сама», когда они оставались вдвоем.

— Во время одного сражения пули дважды попали в меня, — сказал сёгун, — и оба раза застряли в броне, не причинив вреда. И вот теперь в меня вновь стреляли. Сегодня пуля по ошибке попала в Накамуру-сан, а я остался невредим.

— Хорошо, конечно, верить в судьбу, — заметил Хонда. — Только если пуля попадает туда, куда нужно, она все равно убивает человека.

Иэясу рассмеялся, с любовью глядя на старого боевого друга.

— Жаль, что дела не оставляют мне времени для общения с тобой, — проговорил он. — Однако жизнь идет. Я должен обеспечить правление моего клана, а это дело хлопотное. Скучаю по старым дням, когда мы все вместе грелись у бивачного костра, свободно разговаривая обо всем.

Хонда смотрел на Иэясу, думая о том, что слова господина соответствуют его собственным чувствам и мыслям. Ему не нравилась теперешняя мирная жизнь, он предпочитал воевать, когда все правила понятны. Новое время беспокоило Хонду, он чувствовал себя посторонним, его искусство стало невостребованным.

Иэясу взял чашку с чаем и сделал глоток.

— Итак, Хонда, чем ты собираешься заниматься?

Вассал взглянул на хозяина и зарделся. Сидя со своим господином и беседуя с ним на равных, как в прежние годы во время многочисленных войн, Хонда чуть было не дал слабину и не рассказал ему о своих новых увлечениях. Однако он прекрасно помнил, что простота порой бывает хуже воровства.

— Я займусь поиском покушавшегося на тебя, чтобы не подвергать проверке твою мысль по поводу смерти от мушкетной нули. Как ты думаешь, стрелял этот ронин, Мацуяма Кадзэ?

Сёгун редко делился своими истинными мыслями и ответил вопросом на вопрос:

— Ты считаешь, что Мацуяма Кадзэ — настоящий самурай?

Хонда на минуту задумался.

— Это опасный преступник. Вот почему он до сих пор в списке людей, которых мы должны поймать. Но до войны он слыл мужественным и честным человеком, так что, полагаю, мы имеем дело с истинным самураем.

— А каким оружием пользуется настоящий самурай?

— Мечом и луком, — не задумываясь, отвечал Хонда.

— Вот именно, — кивнул сёгун.

Тояма положил руку на меч. Непросто иметь дело с этими людьми. Он осмотрелся, и все его страхи распустились подобно лепесткам цветущего ночью лотоса.

Небольшой храм находился среди бамбуковой рощи. Крыша прогнила и провалилась, дверь заросла высокой травой. Дул легкий ветерок, поднимая сухие листья и бросая их на обветшалые стены. В свете луны храм выглядел покинутым и совсем пустым. Тояма даже испугался, что перепутал направление и пришел не туда.

Чтобы лучше видеть, даймё приподнял тростниковую корзину. Он был одет как комусё, приверженец странной буддистской секты Фукэ. Эти люди бродят по стране, надевая на головы перевернутые корзинки с прорезями для глаз, скрывая под ними лица, и выпрашивают милостыню, играя на бамбуковых флейтах сякухати. Спасаясь от преследований, многие побежденные самураи и ронины находили убежище в храмах. Их нередко можно было видеть на улицах Эдо в столь необычных головных уборах. Именно поэтому Тояма воспользовался преимуществом подобного наряда и не стал снимать меч.