Шрифт:
– Строже надо наказывать!
– Согласен. Я готов к более суровой мере.
– И чтоб тоже троекратно, – засмеялась Елизавета. – Ну, Борис, давайте брудершафтиться…
Корноухов уже не сомневался, что он не уйдет отсюда до позднего вечера. Он полагал также, что Елагина может и вовсе не появиться.
Ну, Елагина – молодец!.. Решила не портить вечер. Сама не смогла, так шикарную замену прислала.
Борис Петрович украдкой взглянул на огромную кровать в центре комнаты: все как всегда – надо лишь сбросить огромное желтое покрывало.
Около получаса они мило болтали, игривыми полунамеками приближая кульминацию.
Борис Петрович решил форсировать события – в конце очередного витиеватого тоста, полного комплиментов, он намеренно перешел на «вы». Типа: «…Еще час назад – вы прекрасная незнакомка, а сейчас – вы моя богиня…»
– Ага! – обрадовалась Елизавета. – Я так и знала. Это из-за армянского коньяка и грузинского вина. «Брудершафт» действует только на отечественном сырье.
– Я готов понести более суровую кару.
– И троекратно?
– Готов!
– Тогда я несу нашу водку и наше шампанское… Только тогда все получится. Это однозначно!
Она быстро подбежала к холодильнику и вытащила бутылку «Московской» и уже открытую бутылку шампанского.
– Это тебе, Борис. Вот в эту рюмочку. Ровно пятьдесят – нельзя ни грамма больше… И меньше – нельзя. А это мне. Поехали!
Они скрестили руки и залпом выпили. Корноухов решительно подошел к кровати и сдернул покрывало:
– Готов принять кару.
– Не поняла, Борис. При чем здесь кровать? – Она говорила спокойным холодным тоном и внимательно вглядывалась в глаза Корноухова. – Ты прямо маньяк какой-то. У тебя глаза дикие. Ты что, изнасиловать меня хочешь?!
Корноухов искал, что ответить, но вдруг почувствовал, как все начало расплываться перед глазами. Он заметил, что Елизавета схватила с камина большой кухонный нож с деревянной ручкой и стала размахивать им буквально перед его носом.
Она истерически кричала:
– Я не позволю! Ты развратный тип! Я буду защищаться. Что ты так на меня смотришь?! Ты убить меня хочешь?
Борис Петрович попытался изобразить примирительный жест, подняв вверх обе ладони, но в этот момент сознание покинуло его.
Он обмяк и упал, опрокинув столик с остатками пиршества.
Елизавета стояла неподвижно минуты две, пока в комнату не влетел Лобачев с большой пластиковой бутылкой. Он был в форме майора милиции.
– Это было великолепно, Лиза. Не ожидал! Дай я тебя поцелую. Ты великая актриса. Ты – Нежданова, Ермолова… Ты только не волнуйся. У нас есть минимум полчаса, максимум – час. Доза проверенная… Ты давай ложись сюда – я из тебя труп буду делать.
– Я пойду в туалет, – как-то отрешенно произнесла Елизавета.
– Правильно, милая. Лучше сейчас. Трупу как-то в туалет бегать менее сподручно.
Когда она вернулась, он стаскивал с Корноухова брюки.
– Помоги, Лиза. Тяжелый он. И давай трусы снимем. Да не стесняйся ты – мужиков, что ли, голых не видела. Сейчас мы тебя покрасим.
Лобачев открыл бутылку и начал разбрызгивать ее содержимое на рубашку Корноухова. Затем он налил немного себе на ладони, растер и сделал два четких отпечатка на рукавах рубахи.
– Это, Лиза, настоящая кровь… Куриная! Еле достал… В Томилино ездил, на птицефабрику… А теперь ты на кровать ложись… Хорошее было платье. – Он взял нож, сделал несколько разрезов в районе груди и живота и обильно полил эти места куриной кровью. – А теперь создаем картину изнасилования. Ты уж извини, Елизавета, но юбку я подниму выше пояса… И теперь – главное.
Лобачев встал перед Елизаветой на колени и осторожно дотронулся до ее трусов. Она мягко отстранила его:
– Не сейчас, Федор… Не надо сейчас. Потом.
– Да, ты – прелесть, Лиза!.. То, что ты думаешь, это действительно будет потом. Но то, что я имею в виду – необходимо сделать сейчас… Он ведь взял тебя силой, предварительно разрезав ножом трусики… Освободив, так сказать, путь… Так что терпи, Елизавета.
Завершив создание картины места преступления, Лобачев торопливо убежал и вдруг чрез минуту вернулся:
– Я, Лиза, идиот. Я орудие преступления уволок. Сейчас мы ему в руку его и вложим. А ты спокойно лежи, Лиза. Ты глаза закрой и отключись. И главное, не дыши… по возможности!