Внизу, сквозь овальный, молочного цвета, иллюминатор, виднеются горные озера, которые отливают неестественно синим цветом, точно вода внутри атомного реактора. На юге и на западе поднимаются горы, увенчанные радиомачтами. Подо мной — Аспен, подъемы меж сосен похожи на дорожки в боулинге, на металлических крышах коттеджей и летних домиков азбукой Морзе играет утреннее солнце. Хороший день в Небе. Я включаю диктофон и несколько минут наслаждаюсь трудными словами.

Мы летим хорошо если в половину мощности — скидки, предоставляемые «Дезерт эр», только дурачат пассажиров. Дуэль «Грейт Уэст» и «Дезерт эр» — не только война цен, это настоящая опера. Молодой Сорен Морс, который льстит клиентам, как истый выпускник школы бизнеса, — против майора Бака Гарета, летчика-аса, ветерана войны в Корее. Бизнесмен против авиатора. Грустно. Грустно, потому что Гарет, этот ветхий обломок эпохи, не имеет никаких шансов. Чтобы сэкономить деньги, он сам сочиняет рекламу и считается чудаком. А главное, он отказывается вводить систему бонусов. Гарет свято верит, что дешевые билеты разойдутся и так, и они действительно имеют успех в определенном кругу клиентов — среди стариков, которые в лучшем случае летают раз в год.

Крошечная девочка, стоя на своем кресле, играет со мной в прятки. Тайное развлечение, которому предаются дети с незнакомцами, за спиной у родителей. Я подмигиваю, она прячется. «Рекогносцировка — разведка местности и обороны противника перед началом боевых действий». Я изучаю затылки пассажиров вокруг. Пучок налакированных седых волос, сколотый платиновой змейкой. Блестящая лысина с веснушчатой вмятиной в центре.

Больше всего меня занимают люди, которых я никогда не видел.

«Мятежный — склонный к возбуждению недовольства».

Я улыбаюсь про себя. Все дороги ведут в Рим. Напротив меня сидит знаменитый бизнесмен, специалист по ценным бумагам, у него собственное телевизионное шоу и именной фонд для проблемных городских подростков. Он спит, с банкой «Спрайта» в правой руке, и лампочка светит ему прямо в безвольно открытый рот. Там роскошно сверкает золото — потрясающая картина, и мне дарована странная привилегия ею любоваться. Стюардесса тоже заглядывает ему в рот, и мы ухмыляемся. Этот рот диктует свою волю мировым рынкам; только посмотрите — в буквальном смысле золотое дно!

Знаменитости всегда кажутся слегка растерянными в самолетах. Пять лет назад я летел в компании рок-группы, которую обожал, будучи подростком. Двое из них сидели в гордом одиночестве, а двое летели с девушками. Их фирменная прическа — немыслимые гребни из тускло-черных, жестких как солома, волос — казались неуместными на фоне нейтральной обстановки. Барабанщик, признанный дебошир и устроитель погромов в отелях, которому, по слухам, сменили всю кровь в эксклюзивной женевской клинике, играл в видеоигру. Солист, звезда группы, сидел неподвижно и смотрел в никуда, как будто внезапно утратил силы и ожидал их восстановления. Его слава требовала путешествовать не первым, а каким-то гораздо более престижным классом, и я неизбежно стал хуже думать об этом человеке, который сидит в одном салоне с такими, как я.

Сильнее всего заметны профессиональные спортсмены. В ту минуту, когда в детстве на них обратили внимание, их жизнь замирает. Лишь оставайся в форме и ешь. Им подают специальную еду — жирные бифштексы с огромными порциями салата, а если они хотят добавить соли, то советуются с тренером, он подзывает стюардессу, и та бежит выполнять просьбу. Игроки обсуждают свои травмы, машины, капиталовложения — ночные клубы и автомобильные сделки. Они ведут сонное существование, призванное сохранять энергию. Родители подталкивают смущенных детей, чтобы те пожали руку знаменитому спортсмену, и звезды проделывают это, прикладывая минимум усилий, иногда даже не поворачивая массивную голову. Инертность и спокойствие. Завидую им.

Самолет — наилучший способ повидать Америку. Не внизу, где шоу уже почти закончилось. После колледжа я пересек страну в обществе своей девушки, прихватив с собой пива, спальник и побольше мелочи, чтобы подбрасывать монетку и выбирать маршрут. Моя девушка выросла точно в монастыре, она была дочерью двух преподавателей, которые советовались с коллегами по вопросам воспитания. Никакого телевизора. Книги на разных языках. Она мечтала о минигольфе, сельских ярмарках, сальных взглядах стариков на заправках. Сидя в машине, она прочла «В дороге» и выразительно цитировала оттуда отрывки. Я знал, что меня попросту используют в качестве гида и бросят, как только мы вернемся в Нантакет, но все-таки мне хотелось показать ей то, чего она никогда не видела.

Я потерпел неудачу. Ничего не вышло. Старой Америке пришел конец. Обилие кинофильмов превратило пустыню в съемочную площадку. Во всех круглосуточных придорожных кафе подавали десерты из взбитых сливок. И повсюду, от пыльной Небраски до заболоченной Луизианы, нас, пилигримов большой дороги, подстерегали местные жители. Они продавали нам футболки с символикой «дороги 66» и принимали кредитные карточки. Автостопщики не рассказывали историй, а просто спали, все заправки были с самообслуживанием — никаких беззубых непристойных стариков. В Канзасе моя девушка швырнула книгу в стойку с пончиками, позвонила отцу и попросила выслать ей обратный билет. Теперь она — социолог в Пенсильвании и воспитывает детей точно так же, как воспитывали ее саму. Вряд ли она хоть раз за пятнадцать лет вспомнила о нашей дорожной эпопее. И неудивительно. Настоящая Америка исчезла, и мы потратили лето на странствия по руинам. Даже хуже. По поддельным руинам.

Бизнесмен с золотыми зубами просыпается и сморкается, потом рассматривает салфетку — не выпала ли коронка. Я снимаю наушники и открываю каталог, засунутый в карман на спине сиденья, чтобы подобрать свадебные подарки. Авиакомпания гарантирует своевременную доставку заказанных в полете, по авиателефону, вещей и предлагает оригинальные товары, каких не найдешь в магазинах — серебристые «космические» ручки, в которых чернила текут в обратную сторону, будильники, высвечивающие время на потолке, специальные подушки от боли в спине. Иногда я покупаюсь на эти уловки и что-нибудь приобретаю, наказав отправить в отель, так что по приезде меня ждет посылка. Я питаю особую слабость к штукам, которые имитируют шум дождя или прибоя. В последнее время не могу заснуть без этих приборчиков. Недавно я купил машинку, «шумелку», которая издает звук летнего ливня, и мне не терпится включить ее сегодня вечером.