Асхабадские господа и знатные ханы устроили новому генералу пышную встречу. Вечером в ресторане «Гранд-Отель», освещенном сотнями свечей в позолоченных канделябрах, гремела музыка. За сомкнутыми столами восседал весь офицерский состав гарнизона, высшие чиновники, ханы близлежащих аулов и сам Махтумкули-хан — он сидел по правую руку от генерала. Слева — правитель канцелярии. По праву распорядителя, Жалковский первым провозгласил тост за приезд и здравие нового командующего. Косаговский, выпив лихо, по-казацки, стакан водки, сразу захотел познакомиться с господами поближе.

— Ну, с Махтумкули-ханом мы знакомы давненько, — сказал, приглаживая висящие усы. — Еще, так сказать, во времена Скобелева виделись. Я тогда был двадцатилетним хорунжим… А кто будут те господа, что сидят напротив меня?

— Рад доложить, ваше превосходительство, — самодовольно заулыбался Жалковский. — Сей, что постарше, есть Каюм-сердар — ближайший друг Куропатки-на, с ним его сын, Черкезхан Каюмов, а тот, что низенький да скуластый, это Ораз-сердар — сын небезызвестного вам Тыкмы-сердара, оказавшего упорное сопротивление нам при взятии Геоктепинской крепости.

— Хороша гвардия, хороша! — восхитился генерал. — А что? Ей-богу, хороша. Если, скажем, сын Тыкмы служит так же ревностно нам, как служил его знаменитый отец государю-императору, после той прошлой войны, так это же очень похвально!

Всем представленным Косаговский пожал через стол руку и захотел выпить за их здоровье и дальнейшие успехи на службе государю и отечеству. Затем Жалковский представил ему господ офицеров и чиновников. Генерал, знакомясь с каждым за руку, довольно щерился и напутствовал:

— Желаю вам самой ревностной службы на благо России. Надеюсь, не подведете старика-генерала? — вопрошал он. — Раздавим совместно красную мразь революции?

— Так точно! — отвечал один.

— Постараемся, ваше превосходительство, — обещал другой.

— Рады стараться! — чеканил третий.

— Господин полковник, — полюбопытствовал Косаговский. — А что же Евгений Евгеньевич не захотел, что ли, присутствовать на нашем ужине? Или другие какие причины?

— Отказался, ваше превосходительство.

— Вот как? А я думал занят: с чемоданом возится, готовясь к отъезду, с женой в платочек плачет, а он, вишь ты, не захотел повидаться со мной. Когда же отбывает господин Уссаковский?

— Утром, с московским, ваше превосходительство.

— Так, так… Значит, с московским? А есть ли среди офицеров охотники проводить Евгения Евгеньевича?

Жалковский встал из-за стола:

— Господа, господин генерал спрашивает: есть ли охотники проводить бывшего начальника области?

Посыпались легкие смешки: никто не вызвался в провожатые.

— А проводить надо бы! — сказал, вставая новый генерал. — Надо бы воздать ему почести за его либерализм и слюнтяйство… Впрочем, простите, у меня личная нелюбовь и неуважение к этому человеку. Прошу не обращать внимания и продолжать веселье…

Снова поднимали тосты: за нового генерала, за верность государю и отечеству, за Махтумкули-хана и прочих ханов… Потом заиграл оркестр. Начались танцы. И веселье затянулось до самого утра.

На рассвете несколько изрядно подвыпивших офицеров отправились к дому начальника Закаспийской области. В окнах было темно. Часовой, охранявший здание, сообщил господам, что генерал Уссаковский только что уехал на вокзал. Офицеры направились туда.

Поезд попыхивал на первом пути, готовясь в трехтысячеверстную дорогу. Шла посадка в вагоны. Несколько солдат внесли в мягкий вагон вещи генерала. Сам Уссаковский прогуливался с женой по перрону.

Прозвенел первый предупредительный звонок об отходе поезда. Генерал помог жене войти в тамбур и сам взялся за поручни. И тут услышал:

— Господин генерал, вы оскорбили нас своим холодным безразличием. Вы не удостоили чести…

— Простите, мне некогда с вами разглагольствовать!

Грянул пистолетный выстрел. Пуля чиркнула над ухом Уссаковского, сорвав погон. Вторая пуля попала в дверь. Брызнуло со звоном стекло. Уссаковский успел скрыться в вагоне.

Свист патруля и переполох, возникший на перроне, остановили офицеров от дальнейших попыток застрелить бывшего командующего. Бросившись вниз, на привокзальную площадь, они скрылись в сером утреннем рассвете. Поезд тем временем отошел от вокзала и, набирая скорость, загрохотал, выходя в предместья города…