О покушении на Уссаковского доложили и новому начальнику области. Косаговский хмуро спросил:

— Кто стрелял?

— Кто-то из наших офицеров, — сказал Жалковский.

— Ну, что ж, каждый получает — что заслужил, — сухо заметил генерал, — Но если по чести, то здешние офицеры и стрелять-то по-настоящму еще не научились. Где уж им с революционерами воевать… Ну, ничего, научатся.

Через день Косаговский поселился в доме бывшего Закаспийского начальника, и кабинет его принял. Ознакомился с делами и принялся за обновление уездных властей и прокуратуры. Правитель канцелярии давно уже заготовил приказы на этот счет.

Начал с полицмейстера и начальника уезда: обоих вызвал к себе с адресами членов забастовочного комитета и других неблагонадежных.

— Итак, господа, хотел бы спросить у вас: почему смутьяны, поднявшие забастовку, ходят до сих пор на свободе?

— Ваше превосходительство, но тут творилось такое! — хотел было пояснить Куколь-Яснопольский.

— Попустительствовали, вот и творилось! — со злостью осадил Косаговский. — Дошло то того, что официальная газета выступает с крамольными заметками. Где это было видано!

— Ваше превосходительство, редактор газеты — сам член забастовочного комитета. Что еще можно было от него ожидать! — пожаловался Пересвет-Солтан.

— Вот, вот, — недобро усмехнулся начальник уезда. — Вы какого-то несчастного редактора боитесь, а на вас вся Россия надеется, ждет, что с корнем вырвете демократическую полынь. Чего уж ожидать-то от вас, родимые? Идите к правителю канцелярии да доложите, чтобы подыскал он вам места службы более подходящие.

— Но ваше превосходительство! — воскликнул Пересвет-Солтан.

— Марш! — вскричал генерал. — Марш оба! И чтобы духу вашего тут больше не было.

На крики прибежал Жалковский.

— Господин генерал, не извольте гневаться: все будет сделано самым лучшим образом.

— Отправьте полицмейстера в Байрам-Али, а Куколя — в Мары или Чарджуй. Вы свободны, господа офицеры! — еще раз прикрикнул он, видя, что оба топчутся возле двери.

— Господин генерал, — сказал с некоторым сожалением Жалковский, когда те вышли, — поспешили вы немного. Я хотел изгнать обоих из Асхабада после того, как они помогут мне арестовать забастовщиков. Они же всех знают.

— Ну, так пусть займутся арестами немедленно, пока еще не уехали. Возглавьте эту кампанию сами, полковник. В Москве идут баррикадные бои. Как бы дым восстания не перекинулся опять сюда. Постарайтесь взять весь забастовочный комитет.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Если нет иных указаний, то разрешите действовать?

— А что ж сидеть-то. Действуйте…

Спустя час, правитель канцелярии был в полицейском управлении. Заняв кабинет полицмейстера, он сел за стол, вызвал самого Пересвет-Солтана и приказал — до утра арестовать всех активных забастовщиков. Жалковский предупредил, что не уйдет из полицейского управления до тех пор, пока не увидится лично с Нестеровым, Вахниным, Шелапутовым, Любимским и прочими.

— Смею доложить, господин полковник, Вахнин и Шелапутов находятся в отъезде… Мои люди их видели в Красноводске, когда они садились на пароход. Что касается остальных, не извольте сомневаться: всех доставим сюда, — заверил полицмейстер.

— Приступайте, — распорядился Жалковский, и когда Пересвет-Солтан удалился, велел принести ему чаю.

К шести вечера привезли Любимских. Обоих ввели к Жалковскому.

— Честь имею, господин полковник. Чем вже могу служить? — с достоинством раскланялся Соломон.

— Похоже на то, что вы опять собираетесь нас закрыть? — спросила Фира Львовна. — Если эта так, то вы, господин начальник, совершенно не представляете, что такое газета. Это сплошные убытки, господин полковник. Сядьте на наше место — и вы разоритесь быстрее самого заядлого картежника.

— Присаживайтесь, господа, — сухо указал на стулья Жалковский. — Если не ошибаюсь, мы уже четырежды подвергали вас штрафу за противоправительственные выступления?

— Было вже, а что поделаешь! — с улыбкой обреченного человека сказал и пожал плечами Соломон,

— Если вам опять нужны наши деньги, — добавила Фира Львовна, — то вы зря на нас надеетесь. Мы, господин полковник, выпотрошены на нет.

— Прошлым летом приказом министра внутренних дел России газета «Асхабад» была прикрыта. Не так ли? — напомнил Жалковский.

— Да, мы не могли найти общий язык с министром, — согласился Любимский. — Его не устраивала наша вывеска. Так мы сменили ее! Что вже вы еще хотите?

— Соломон, ради аллаха, — взмолилась Фира Львовна. — Давай уплатим еще один штраф и уйдем отсюда!