Дженни чувствовала, и ей хотелось, чтобы она была не права, что если бы графиня де Сант-Але жила в эпоху Французской революции, то она бы, вне всякого сомнения, была бы на стороне революционеров и вместе с толпой аплодировала, когда головы членов семьи графа были бы отсечены гильотиной.

Граф подошел к Дженни и сел с ней рядом. Он начал расспрашивать девушку о ее жизни в Англии, чем она занималась и чем она интересовалась. Когда Дженни ответила, что ее жизнь была спокойной, а интересы самые простые, она скорее почувствовала, чем увидела, что губы графини искривились с презрением.

Наконец графиня, как бы решив, что пора Дженни указать ее место, и несмотря на внимание графа, произнесла:

— Вам лучше отправиться спать, моя дорогая, не то вы не встанете вовремя завтра утром и не сможете как следует ухаживать за детьми.

Дженни, покраснев, встала. Возможно, она действительно воспользовалась ситуацией сегодняшнего вечера и забыла о своем месте гувернантки. Но в глазах графа светилась доброта, когда он пожелал ей спокойной ночи и крепко пожал руку. И опять это пожатие напомнило ей то, другое, пожатие руки Макса Дейнтри. Дженни поспешно удалилась к себе.

На следующее утро Дженни постаралась встать как можно раньше, чтобы графиня не могла упрекнуть ее в том, что она небрежно относится к своим обязанностям. Она выглядела такой же юной и свежей, как и ее воспитанники. С самого начала Дженни полностью завоевала их сердца, и хотя они были часто непослушны, но старались вести себя при ней хорошо, чего нельзя было сказать о Нериде, при которой давали себе волю.

Днем Дженни с детьми поехала в машине на прогулку. Машина осторожно ехала по узким улочкам Старого города, с его высокими стенами, защищающими от солнечных лучей. Внезапно шофер резко затормозил — из высоких ворот появился всадник на белом коне.

Верх машины был открыт, и дети с интересом наблюдали, как всадник разворачивает лошадь на узкой улочке. Раздался стук копыт, блеснули серебряные шпоры, и Си Мохаммед Менеби поравнялся с машиной, и посмотрев вниз, вдруг увидел сидящих в ней Дженни и детей.

Си Мохаммед был одет в белые бриджи, высокие блестящие сапоги с массой серебряных заклепок; на его плечах был алый плащ, который развевался на ветру наподобие знамени. На его золотоволосой голове была низкая феска. Его огромные темные глаза с восхищением смотрели на Дженни. Когда он улыбнулся, Дженни увидела ряд великолепных белых зубов.

— Какая приятная встреча, мисс Армитаж! — воскликнул молодой человек. — Вы обычно едете этим путем? Если это так, то я буду ждать вас здесь каждый день!

Дженни была так потрясена его внезапным появлением, что не находила нужных слов для ответа и только смотрела на него улыбаясь, в то время как дети, широко открыв рты, с интересом рассматривали марокканца.

Дженни была одета в голубое платье из жатого ситца с белым поясом, на ней были белые сандалии и белая шляпа с широкими полями, из-под которой выглядывали ее золотые волосы. В тени высоких стен ее кожа выглядела очень свежей, а глаза казались больше и глубже, напоминая цветом анютины глазки.

Си Мохаммед Менеби склонился к ней и мягко произнес:

— Графиня разрешила мне заехать за вами и увезти вас осматривать город. Мне не терпится сделать это. Скажите, когда вы будете свободны?

— В данный момент я не знаю, — ответила Дженни, надеясь, что он поверит ей. — Но я вам очень благодарна, — добавила девушка.

— Не стоит меня благодарить, я и сам этого жду с нетерпением. — Его блестящие глаза неотрывно смотрели на нее. Его улыбка была похожа на улыбку сфинкса. — Когда, мисс Армитаж? Когда я могу приехать?

— Я… Я действительно не знаю, — запинаясь ответила Дженни.

— Завтра в полдень? Я приглашу вас на чай куда-нибудь, где играет музыка и танцуют. Или, возможно, завтра вечером я приглашу вас на обед. Вам же не нужно присматривать за детьми ночью?

Но Дженни покачала головой.

— Я должна буду посоветоваться с графиней, прежде чем принять решение. Однако я очень благодарна вам… — Она не знала, что еще сказать. Улыбка сфинкса исчезла с лица молодого человека, но глаза его оставались нежными и заботливыми. Его лошадь перебирала копытами, и он едва сдерживал ее на узкой улочке, где они встретились. Но Си Мохаммед был, очевидно, великолепным наездником, так как ему все же удалось усмирить лошадь, оставаясь при этом совершенно спокойным.

Шофер ждал с включенным мотором, поэтому Дженни приказала ему ехать. Затем, взглянув на Си Мохаммеда, она улыбнулась ему.

— Я могу быть терпеливым, — заверил ее молодой человек и с мягким поклоном, не обращая на детей ни малейшего внимания, пришпорил коня. Все трое наблюдали, как он исчезает в мягком облаке пыли, которая обрушилась на их головы.

Когда они вернулись домой, Дженни ничего не сказала графине о встрече с марокканцем, да и, по правде сказать, она почти не виделась с ней.