— По-моему, клево, — сказал Энди Хитчкок, устраиваясь в тени последнего дуба, оставшегося в Дубовом парке.

— Ты об инопланетянах? — спросил Боб Уолф, его неразлучный приятель.

— А то о ком? Об инопланетянах из дальнего космоса. Представляешь, сколько у них с собой дури? Я торчу!

Добрую половину дня они гоняли на мотоциклах по тихим улочкам своего городка, вместо того, чтобы сидеть на уроках. Невозможно было томиться в классе, когда в небе летают инопланетяне, а по телевизору только и гундосят про Вопрос. Разве тут усидишь на месте?

Энди включил карманный радиоприемник. Станцию искать не пришлось: все до одной твердили о Вопросе. Даже самые заядлые рок-н-ролльные каналы перешли с музыки на интервью. Ни на одном диапазоне нельзя было поймать мало-мальски приличного барабанного боя.

— Мы по-прежнему ждем официального заявления Белого дома, — вещал басом диктор, — в Овальном кабинете которого продолжается встреча президента с лидерами Конгресса и ближайшими советниками…

Энди поискал другую станцию.

— На Фондовой бирже отменены торги: все взоры обращены к небесам.

— Европейский Союз единогласно принял протест в адрес ООН, Генеральная Ассамблея которой так и не смогла…

Энди выключил радио.

— Эти тупицы так ничего и не придумали, — произнес Боб, свято уверенный, что людей старше него следует лишить права принимать какие-либо решения.

— Поторопились бы, — сказал Энди, глядя на часы. — Осталось всего — ничего.

— Что-нибудь придумают.

— Наверное.

Парни немного полежали молча на траве под дубом, к которому были «припаркованы» их мотоциклы.

— А я знаю, о чем спросить этих, инопланетян! — хлопнул себя по лбу Боб.

— Да? О чем?

— Как бы мне отвертеться от завтрашней контрольной?

Энди поразмыслил и кивнул.

— Хорошо, что не ты решаешь, приятель.

Никогда еще Брайен Мартинсон не видел астрономическую обсерваторию в таком напряжении. Обстановка была крайне серьезной: тишину нарушал только тихий гул установок. Все до одного были бледны, взволнованы и молчаливы.

Обойдя комплекс, Мартинсон устроился в кабинете директора, чтобы наблюдать из окна за огромной тарелкой, возвышающейся среди сочной зелени. Над отражателем шириной в тысячу футов располагалась сама антенна с готовым к работе квантовым генератором.

Директор сидела за столом и уже не первый час увлеченно работала на компьютере. Это была немолодая женщина, в шортах, как все ее сотрудники, и в майке, свисающей с худых плеч. Что поделать — тропики. Мартинсон удивлялся, как она не ежится под холодным кондиционером.

На столе стояли три телефонных аппарата. С одного можно было говорить напрямую с Белым домом, со второго — с генеральным секретарем ООН. Третий был установлен по просьбе Мартинсона — для связи с Мадлен Дюбуа, которая все еще пыталась призвать к порядку разбушевавшихся участников собрания в Национальном научном фонде.

Он посмотрел на часы. Четыре дня, семь вечера по Гринвичу. Оставалось три часа.

Он почувствовал голод — дурной признак. Сильное волнение всегда сопровождалось у него приступами голода. Проблемы с избыточным весом начались у него во время выпускных экзаменов в университете и продолжались на протяжении учебы в аспирантуре и докторантуре. Он все еще надеялся, что это пройдет, но продвижение по служебной лестнице добавляло хлопот. Путь к холодильнику был проторен.

Что делать, если Белый дом скажет одно, а ООН — другое? Нет, этого не произойдет: сначала они обязательно разберутся сами. Дюбуа сообщит рекомендации Международного союза астрономов одновременно президенту США и генеральному секретарю ООН.

Директор знай себе барабанила по клавиатуре. Сначала Мартинсон недоумевал, чем она могла так увлечься в решающий момент, потом догадался: просто она нашла занятие для пальцев. Все лучше, чем грызть ногти.

Он еще раз посмотрел в окно, надеясь, что вид тропического леса его успокоит. С минуты на минуту он ждал звонка. После этого он отправит инопланетянам Вопрос.

Что будет, если ему не понравится их выбор? Ничего не поделаешь: когда говорит Белый дом, приходится вытягиваться в струнку. Но вот если Вашингтон и ООН не сумеют договориться…

Тишину нарушил рев самолетов. Их было несколько, летели они на низкой высоте и, судя по звуку, относились к категории тяжелых. Мартинсон чувствовал, как дрожит у него под ногами пол.

Директор обсерватории оторвалась от монитора и скорчила недовольную гримасу.

— Каким еще идиотам взбрело в голову утюжить небо? Здесь запрещенное для полетов пространство!