Неизвестно с какой стати, Ирина рассердилась.

— Какое отношение твои знания имеют к моей истории? — спросила ледяным тоном.

Туманцев, не чуя подвоха, повторил:

— Ну не ведут себя так в интеллигентных семьях. Ты все выдумала.

— Ответь мне на мой вопрос! — потребовала Ирина. — Какое отношение твои знания об интеллигентных семьях имеют к моей истории?

— Я знаю, что говорю.

— Повторяю, ответь мне, пожалуйста, на мой вопрос! Не на свой, а мой. Какое отношение твои знания об интеллигентных семьях имеют к моей истории?

Идиотскую фразу Ирина повторила семь раз. В угоду женской настойчивости, и отчасти правоте — действительно, его опыт не имел прямого отношения к событиям Ириной жизни — Николай признал ошибку. И даже извинился. Хотя так до конца не понял, зачем было превращать муху в слона.

Или взять другой случай. Затеяли, казалось бы, мирный разговор о литературе, а дело чуть не дошло до скандала.

— Рыкова — гений! — заявил Николай, обожавший романы прежде скандально известной журналистки, а ныне молодой писательницы.

— Мне она не нравится. — Ира полагала иначе. — По-моему она на редкость банальна.

— Какой слог, гиперболы…

— Она из серии — тринадцать на дюжину…

— Ее критикуют только злобные завистники, — Туманцев разозлился не на шутку.

В ответ Ира пожала плечами, как бы говоря: считай, как хочешь, я спорить не буду, не вижу смысла. Еле удерживая себя от крика, Николай сердито буркнул:

— Ты ничего не понимаешь! — Ему хотелось сказать другое: «Ты — дура!»

— Возможно, — парировала Ирина. — Но у меня есть мнение, и оно имеет право на существование, также как твое.

С этим сложно было не согласиться, и Туманцев сменил тему. Но забыть литературный диспут не мог долго. Он проиграл тот раунд, Ира выиграла и еще не раз пользовалась полученным преимуществом. К романам Рыковой она возвращалась не единожды, чем доводила Туманцева до исступления. Сам не зная почему, он болезненно остро воспринимал замечания в адрес молодой писательницы. Обнаружив его слабость, Ира препарировала чужое творчество с изощренным старанием. Николай бесился, кипел, причем не столько от обиды за Рыкову, сколько от беспомощности. Ира в спорах напоминала ледокол и перла к цели напролом, игнорируя колкие реплики с нарочитым спокойствием. Как Туманцев ни старался, задеть собеседницу ему не удавалось. На красивом лице не мелькало тени волнения, в голосе не звучало раздражение. Ровно уверенно без лишних эмоций Ира вычленяла в сумбурных возмущенных репликах слабые места и методично направляла туда свои ответы.

«Стерва», — подумал однажды Туманцев и в дальнейшем больше не менял мнения.

К сожалению, стервы — вид gomo sapiens малопригодный для дрессуры. План Туманцева трещал по швам. Ира не приручалась. Напротив, с каждым днем становилась холодней, безразличней, неуступчивей. Она практически не звонила сама, не старалась угодить ему в еде; не пыталась больше соблазнить. Она обостряла едва ли каждую ситуацию и создавала конфликты буквально на ровном месте.

— Ты умеешь делать пельмени? — спросил он как-то, перед тем как можно тоньше намекнув, что предпочитает натуральные продукты, а не суррогатное полуфабрикаты из супермаркетов.

— Умею, — ответила Ирина.

За признанием, по логике вещей, следовало возникнуть предложению: ты, хочешь, пельмешек, давай я налеплю.

Однако Ира не сделала следующий ход. Поэтому разрабатывать пельменную тему пришлось самостоятельно.

— Так может, завтра приготовишь?

Ирина отрицательно покачала головой:

— Нет. В половине восьмого утра я ухожу на работу, возвращаюсь к семи домой. У меня нет времени.

— Но мне так хочется чего-то вкусненького!

— Сходи в ресторан.

— Я люблю домашнюю еду.

Ира в ответ еще раз пожала плечами и промолчала. В других случаях, когда Туманцев начинал проявлять большую, чем следует настойчивость, она еще задавала вопрос:

— Почему я должна делать то, что не считаю нужным?

«Потому, что я так хочу», — мог бы сказать Николай. Но не говорил. Боялся, что аргумент не произведет должного впечатления. В прежние времена женщины всегда выполняли его желания. Он был мужчиной и умел заставить себя слушаться. Став импотентом, он и не понимал, как заставить считаться с собой эту амбициозную бабу.

Главной бедой было то, что Ира все более откровенно демонстрировала разочарование, когда он начинал прощаться, и явно готовилась к выяснению отношений.

— Почему ты все время от меня уходишь? — однажды это почти случилось.

— Я не могу. Вдруг Костя придет, — оправдания выглядели жалкими.

— Это неправильное решение, — своим молчанием Ира давала ему шанс. Но зачем мужчине шанс, которым невозможно воспользоваться?

«Она бросит меня», — истина повергла Туманцева в ужас. Его никогда не оставляли женщины. Изменяли — да, но чтобы в отставку да не по собственному желанию — такого с ним не случалось. И не случится, решил Николай, решив, пойти ва-банк.