Трубицина Екатерина Аркадиевна
Шрифт:
«Будьте удовлетворены, делая свое дело ради него самого».
То есть стараться вести обычную жизнь необычным способом нужно не ради какой-то иллюзорной цели. Ира призналась себе, что иллюзорная цель, на самом деле, существовала и исходила она как раз таки от ее рациональной сути. Впрочем, именно так ее — рациональную суть — удалось обмануть на начальном этапе, посулив это нечто иллюзорное, чтобы она позволила выйти на сцену жизни иррациональному. К тому же иллюзорным оно представлялось именно иррациональному, а рациональному — вполне конкретным, чем-то из области психологического тренинга, прохождение которого даст вполне конкретные результаты в виде повышения трудоспособности и т. п. Результат не замедлил сказаться, и реализм задремал, позволив действовать иррациональному в полную силу. Но для иррационального эти все достижения являлись лишь, пусть не самым плохим, но все же побочным эффектом.
«Никаких излишеств».
Именно рациональное жаждет чудес, притом в очень конкретном воплощении, чтобы поохать и поахать, а затем объявить все это несуществующим: снами, обманом зрения или слуха, неадекватностью психики, воздействием наркотических веществ или гипноза, а порой и каких-нибудь излучений, бредом, галлюцинацией, мошенничеством и шарлатанством, наконец. Рациональное жаждет этих излишеств вроде как в качестве доказательств состоятельности иррационального, но на самом деле именно для доказательства обратного, что и делает, опровергая все достижения иррационального любыми доступными способами. И, как правило, преуспевает в этом, так как в его распоряжении неоспоримый материальный мир и список официальных научных догм. Оно и требует этих излишеств от иррационального, только для того чтобы затем разбить его в пух и прах.
Ира перевернула страницу.
«Если вы чувствуете преграду, эта руна советует вам быть честным с самим собой».
Преграда есть, а быть честной с самой собой страшно. А собственно, в чем эта преграда? Ведь она ее чувствует, но не совсем понимает, точнее совсем не понимает, в чем она заключается, и что представляет собой. Вот для этого и нужно быть честной с собой, чтоб понять, чтобы увидеть это препятствие. Ира вдруг осознала, что даже не знает, что именно эта преграда ей преграждает. «Ладно, с этим разберемся позже», — сказала она сама себе.
«Не думайте об окружающих, а спокойно загляните внутрь себя в поисках врагов своего развития».
Окружающие? Кто они? Женечка, Влад, Генка, Радный… О ком она более всего думает? Чаще все-таки о первых троих, но с наиболее яркой эмоциональной окраской только о Радном. Впрочем, Женечка, там, в поезде, тоже вызвал бурю эмоций. И не только в поезде. В этом году он очень основательно вошел в ее жизнь. Собственно, именно он и явился, если и не причиной, то поводом ее изменений. Влад, Генка тоже внесли свою лепту. «Ну вот, я уже ищу причины и поводы всего в окружающих… Нужно перестать это делать, и все эти причины и поводы найти в себе, и это будет честно по отношению к себе, и, наверное, тогда я пойму, в чем и от чего преграда».
«Вы увидите, что внешний „враг“ — не более чем отражение того, что вы до этого момента не могли или не хотели осознать как идущее изнутри».
«Враг» — это, конечно, сильно сказано. Не враг, а повод, причина. К тому же есть причина и повод, которые привели ее на этот путь, а есть причина и повод, которые ей мешают спокойно по нему идти. В первом случае поводом, безусловно, стало ее неадекватное восприятие сновидения и реальности. Сновидение получилось до боли реальным, а реальность тех нескольких зимних дней, проведенных здесь, до сих пор для нее остается как смутное воспоминание об увиденном во сне. А причина? Иру пронизала крупная дрожь, а в кровь явно хлынул поток адреналина. «А вот и причина, которая не дает мне принять все, как есть — это непонятный панический страх. Мой враг — страх. Он постоянно идет изнутри, когда я пытаюсь даже только приблизиться к пониманию. Страх и есть преграда».
«Вызов здесь — сломать инерцию прошлых привычек».
«Прошлые привычки… Инерция прошлых привычек…», — Ира прогнала все мысли и стала прислушиваться к себе. Она никогда, по большому счету, не воспринимала мир таким, каким его ощущает большинство людей. С незапамятного детства было так. Впрочем, и в нынешнем ее состоянии для нее, по большому счету, есть мало чего принципиально нового. Да ничего вообще! Ее усиленно приучали принимать мир определенным образом и она, в конце концов, привыкла. Это и есть привычка. Привычка лгать самой себе. Получается, что нечто абсолютно чуждое мешает ей, но даже всего лишь попытка избавиться от этого вдребезги разбивается о страх. Притом, она совсем не боится проделывать некоторые вещи, но ее охватывает леденящий ужас от результата этих действий, точнее не только и не столько от результата, как от самого произведенного действия. Да и боится вроде как не она.
Ира вспомнила свои разговоры с Женечкой перед отъездом на выставку. Он говорил ей о системе безопасности. Она-то как раз и генерирует этот страх. Сломать ее, это значить умереть или сойти с ума, что в принципе одно и то же с той лишь разницей, что в первом случае в теле прекратятся процессы метаболизма, а во втором — нет.
И что же получается? Получается, что страх не является врагом?! Получается, что так. Ни врагом, ни преградой страх не является. Точнее преградой-то он является, но эту преграду ломать нельзя… Ира перечитала толкование. А ведь никто не говорит, что нужно ломать преграду… Нужно… Нужно сломать инерцию старых привычек, нужно вести обычную жизнь необычным способом. Именно старые привычки — враг и преграда. А какие именно привычки?
— Привычка разделять мир на реальный и ирреальный, к примеру, — сказала Ира вслух. — Все остальные — производные от нее. Мир — один, и если подавляющее большинство живущих земной жизнью воспринимает лишь незначительную его часть, это еще не повод считать все остальное иными мирами, либо, как делает подавляющее большинство подавляющего большинства, считать все остальное несуществующим вовсе.
— Браво, Палладина!
Ира вздрогнула. Она не заметила, как в кабинет вошел Женечка, а также то, что говорила вслух, а еще и то, что за окном уже основательные сумерки.