— То, как я развязывала шнурки, глобальное событие Вселенского масштаба?

— Вполне возможно… Ир, я не шучу. Давай дальше.

Ира продолжила. Когда она, наконец, добралась до света, пещеры и своего полета, ее возмутило абсолютное равнодушие Женечки к сему беспрецедентному, с ее точки зрения, факту. На что Женечка как-то по-особенному улыбнулся и как-то даже мечтательно проговорил:

— Ир, представь, что с рождения слепой внезапно прозрел. Его, безусловно, полностью захватит новизна незнакомой ему ранее возможности восприятия и ощущений, но неужели ты думаешь, что окружающих будет волновать, что именно он в этот момент увидел? Может, лишь в качестве подтверждения факта прозрения. На самом деле всем будет интересно, как он сумел прозреть, как и почему с ним это случилось.

Ира по инерции попыталась что-то возразить, но тут Женечка на несколько мгновений заструился пламенем и она замолчала. Он рассмеялся.

— Не обижайся, Палладина, для меня не является чем-то из ряда вон выходящим возможность открыть вход в гору. Ты лучше вот что сделай: вспомни, в какой момент тебе стало страшно, и когда именно ты перестала бояться своего страха.

Поскольку только что усилиями Женечки Ира во всех подробностях восстановила в своем сознании ту ночь, ей не понадобилось долго вспоминать.

— Знаешь, Жень, страха, по крайней мере, такого, который я стала испытывать последнее время, вообще не было. В самом принципе. Лишь когда я вдруг поняла, что это и есть та самая ночь, о которой говорила Гиала, — немного от волнения екнуло сердечко. Но от волнения, а не от страха.

— Отлично! Теперь сиди и отматывай события в обратном направлении до момента, когда ты перед этим всем испытала страх и когда перестала его бояться.

Ира надолго задумалась.

— Знаешь, Жень, я не помню, чтоб в обозримом прошлом, предшествующем моей ночной прогулке, испытывала страх, именно тот страх, который… Знаешь, Жень, а ведь он впервые — именно такой страх — охватил меня в поезде, когда я нынче возвращалась домой.

Женечка загадочно улыбался.

— Вспоминай, вспоминай…

Влад неожиданно встал, собрал грязную посуду и ушел на кухню ее мыть. Женечка поднялся, расположился позади Иры и распростер ладони у нее над головой. Ира закрыла глаза, точнее, они сами закрылись. Сквозь абсолютно черную темноту она, будто из очень далекого далека, услышала Женечкин шепот. Он говорил очень медленно:

— Страх… кто или что его причина…

— Радный! — не контролируя себя, выкрикнула Ира и вскочила.

Женечка силой усадил ее и снова простер ладони над ее головой. Перед глазами поплыла сцена сожжения и тут же оборвалась, так как она сразу увидела стоящего в стороне от всех Радного, и дикий всепоглощающий ужас объял ее.

— Тихо, тихо, тихо… — увещевал ее Женечка. — Перестань бояться, но не дави страх.

— Я не могу! — вскрикнула Ира и окончательно вырвалась из крепко держащих ее за плечи Женечкиных рук.

— Сядь, — спокойно сказал Женечка, занимая свое место.

Ира села. Ее всю трясло.

— Я не могу, — пробормотала она, едва переводя дыхание.

— Ир, но ведь когда-то смогла?

— Когда?

— Тебе лучше знать — вспоминай.

Ира напряженно стала прокручивать все, что касалось Радного. Дрожь не унималась, хотя она вроде как и абстрагировалась от страха. Женечка наблюдал за ней.

— Не умом вспоминай, выкинь все из головы — само и всплывет.

Ира послушалась. Дрожь сама собой ушла, а перед глазами воскресла сцена из их с Радным совместного похода на Ажечку: как они уговаривают «главных» перебраться через реку и тут показывается черная гадюка…

— Я всегда дико боялась змей, — проговорила Ира будничным голосом.

— Что? — Женечка вроде как не понял о чем она.

— Неважно… Я сейчас приду.

Ира встала и поднялась в кабинет. Там на полу валялся ее рюкзачок. Она извлекла из него коричневато-зеленоватый камень и взяла с полки такой же, принесенный ею ранее. Внутренний голос рационального тут же заявил, что гадюка с дачи Радного ну никак не может быть той же самой гадюкой, что и на Ажеке. «Заткнись», — мысленно сказала голосу рационального Ира.

Она стояла, держа в каждой руке по камню. Закрыла глаза. Яркий густой золотистый свет охватил ее. Перед внутренним взором встала та же сцена, что и немногим ранее, когда Женечка держал свои ладони над ее головой. Сцена из ее сна, когда она впервые увидела Радного. В чернущей темноте под Женечкиными руками ее обуял невыносимый ужас, а теперь в невероятно ярком густом золотистом свете то же самое воспоминание вызвало неописуемый восторг. Сердце бешено колотилось, как и тогда. Все ее тело дрожало, как и тогда. Но не от страха — от восторга. Ира, едва переводя дыхание, открыла глаза.