— Генка, прости меня дурака, — Женечкин тихий и спокойный голос, как бритвой разрезал воздух. — Я только сейчас понял, чего это ты так взбесился.

— Ну и что ты понял? — Генку всего трясло. Сраженный ледяным спокойствием Женечки, он стал говорить почти шепотом в сравнении с недавними воплями.

— До твоего звонка мы спокойно успели навести порядки, выпить чайку с Татьяной Николаевной, проводить ее домой и вразвалочку вернуться. Тебе что, все же пришлось побывать у Натали в постели?

— Да! Черт возьми! Пришлось! Но я же не устраиваю бордель у Иры в доме! — вновь завопил Генка, правда, уже не так громко.

Женечка опять расхохотался, а Генка было принялся честить его с новой силой, однако, праведность Генкиного гнева дала трещину, и Ира, вскочив с кресла, воспользовалась ею, пока та не затянулась.

— Всё. Хватит, — тихим, ледяным, не терпящим возражений тоном сказала она, положив руки Генке на плечи и глядя ему в глаза жестким колючим взглядом. — Гена, — продолжила она более мягко, — я в защите не нуждаюсь, а если Женечка, как ты говоришь, дуркует, так, наверное, у него есть на то причины.

— Ир, да пусть себе дуркует! Я что, против? Но не здесь же!

— Ген, за последнее время Женечка для меня стал не просто другом. Он по-настоящему помог и продолжает помогать пережить мне то, от чего я все еще почву под ногами найти не могу. А может и никогда в этой жизни не смогу. Так что, если ему охота подурковать у меня в доме, я сделаю все, что в моих силах, для обеспечения его дуркованию максимального комфорта. И это меньшее, что я могу для него сделать.

Генка сразу как-то весь обмяк и уселся в кресло. Ира собрала грязные чашки и ушла на кухню. В доме повисла тишина, которая после пронесшейся бури казалась гробовой.

— Мне, вообще-то, пора… — растерянно промямлил Генка, когда Ира вернулась в гостиную.

— Я проведу тебя, — сказала она ему, а потом обратилась к Зиву и Лоренцу. — Ребятки, помогите, а то я плохо помню, куда надо-то.

— Ира, сядь, — промурлыкал Лоренц. — Мы сами его проведем.

— Он что-то сказал? — неуверенно поинтересовался Генка.

— Да, — ответила Ира. — Он сказал, что они с Зивом сами тебя проведут.

— Так меня ведь за руку протаскивать нужно.

— Я думаю, за руку не понадобится. Лоренц и Зив — стражи прохода. Просто откроешь дверь и выйдешь, когда они тебе кивнут, — объяснила ему Ира, а потом спросила Зива и Лоренца, — Я правильно ему сказала?

— Да, — подтвердил Зив, и они оба кивнули.

— Ну, я пошел… Пока.

Генка направился в сопровождении Зива и Лоренца к лестнице в цоколь.

— Ген, — окликнул его Женечка. — Спасибо, что примчался.

— Да не за что, Женич. Я, конечно, все понимаю, но все ж, постарайся себя вести поприличнее.

— Постараюсь, Ген. Как пройдешь — звякни. Хорошо?

— Звякну. До встречи, ребята!

Генка скрылся внизу, а через минуту запел Женечкин мобильник.

— Все хорошо. Я — на месте, — услышала Ира Генкин отдаленный голос из трубки.

— Ир, прости меня, — тихо сказал Женечка, едва она легла рядом.

— О господи! Жень! Я думала с крутыми разборками наконец-то покончено!

— Генка-то на сто процентов прав… — будто не слыша ее, продолжал Женечка. — Самому тошно…

— Жень, по-моему, тошно-то тебе заранее было, вот и потянуло на «подвиги», — Ира почувствовала, что ему нужно выговориться.

— Ирка, неужели ты действительно понимаешь?

— Не знаю… Некоторые вещи можно до конца понять, только пережив подобное. Да и то, скорее всего, поймешь лишь по-своему.

— А ты не думала, что понимание этого и есть настоящее понимание?

— Да… Наверное…

— Знаешь, я за время своей жизни столько мелких пакостных гадких мерзостей наделал…

— Ну, Жень! На это у тебя времени имелось более чем достаточно.

Женечка горько усмехнулся:

— Да. Пожалуй, слишком много… Ирка, спасибо тебе!

Женечка крепко прижал ее. Ира подняла на него глаза. На его щеках блестели слезы.

— Жень! Да ты, никак, рыдать собрался!? По-моему, мелкие шалости, даже очень гадостные не стоят того, чтобы их оплакивать.

— Знаешь, Ир, у меня в голове не укладывается то, что ты сегодня Генке сказала.

— А-а, ну ясно! Это слезы умиления!

— Ирка, я серьезно. Ко мне здесь никто никогда так не относился. Генка — он действительно друг, готовый прийти на помощь в любую минуту, независимо от того, угрожает ли мне действительно смертельная опасность или я тупо запутался в очередной мерзости, типа сегодняшней. Он, вроде как, и понимает, что и обычную-то по продолжительности жизнь прожить идеально невозможно, а когда тебе все это уже триста раз, как осточертело, так тем паче. Вытащит, помоет-почистит, душеспасительную мораль прочтет… И вроде даже понимает, что меня не разнообразия ради во все тяжкие потянуло, — Женечка усмехнулся. — Хотя, нет. Во все тяжкие как раз таки разнообразия ради и тянет… — Он немного помолчал. — Ир, я невыносимо завидую тем, кто живет только потому, что его родили. Тем, кто если и задается вопросом о смысле жизни, то очень ненадолго и чаще всего под действием алкоголя. А не найдя вразумительного ответа, забывает о проблемах высоких материй. А тут, с одной стороны, вроде как, прекрасно знаешь, что ты здесь делаешь, а с другой… Да на кой хрен все это надо! Так бы и нажал на какую-нибудь ядерную кнопочку, чтоб взлетело это все раз и навсегда в тартарары! Знаешь, Ирка, с этим миром изрядно перемудрили. И никто понятия не имеет, что со всем этим делать. Пока там — представляют себе нечто созерцательно-мечтательное и очень отдаленно напоминающее то, что есть здесь на самом деле. А когда сюда попадают, в самом лучшем случае начинают нести всякую чушь о спасении души. А ведь подавляющему большинству и спасать-то, по сути, нечего — сдохнут и развеются как дым. И абсолютно по барабану чего здесь вытворяли.