— Ирка, ты слышала, что ты сейчас сформулировала?

— Слышала, Жень, — она задумалась. — Знаешь, — продолжила Ира после минутной паузы, — иногда мне кажется, что я очень сильно изменилась за прошедший год, но буквально тут же понимаю, что, несмотря ни на что, я осталась точно такой же, как и была всю жизнь.

— Если воплощаешься человеком, ничто человеческое не оставит тебя, пока ты здесь. От человеческого нельзя избавиться, будучи человеком. Можно только смириться и не уделять чрезмерное количество внимания этому, тем более что человеческое в человеке не нуждается во внимании для успешного функционирования.

— Я догадываюсь. Но это с одной стороны, а с другой… Знаешь, идею принципиально иных технологий принять несложно. Не очень сложно. Совершенно немыслимо принять идею, что ты делаешь нечто, ничего не делая в общепринятом смысле. Даже не думая. Я знаю, что это так. Но знаю лишь умозрительно. И одновременно знаю совершенно непонятно как. Я действительно живу в бреду.

— Ладно, тебе, Ирка! — Женечка погладил ее по голове.

— Что, ладно? Сам поплакался в жилетку — я тоже хочу.

— С чего бы это? Помнится, не так уж давно ты обладала куда большим мужеством.

— До недавнего времени все, что со мной происходит, я относила на счет нестабильности гормонального фона.

— Так я могу тебя обрадовать — сейчас все то же самое.

— Я догадываюсь. Только теперь точно знаю, что нестабильность гормонального фона — это следствие, а не причина. И вообще, давай-ка спать — мне завтра трудиться, трудиться и трудиться.

— А как же насчет намерения плакаться в жилетку?

— Боюсь, в ближайшее время не получится лишать себя и тебя сего удовольствия.

— А-а! Ну тогда ладно! — Женечка рассмеялся.

Наутро от Ириного намерения в качестве моциона регулярно плакаться Женечке в жилетку не осталось и следа. Правда, не без активного участия последнего. Женечка проснулся в чернущей смури, и Ире ничего не оставалось делать, как вытряхивать его из этого настроения.

— Женька! Хватит из себя Гамлета строить! Поднимайся и пошли плескаться в водопаде.

— Да. Конечно.

Он поднялся, оделся и послушно поплелся за Ирой.

— О, гляди, Зив, человечество соизволило, наконец-то, глазоньки продрать! — приветствовал их нисхождение в гостиную Лоренц.

— И вам доброго утречка, эксклюзивные представители земной фауны! — весело ответила Ира. — Лоренц, ты, чисто случайно, не в курсе? От чего происходят нарушения выработки гормона радостной гадостности, и каким образом сей процесс можно восстановить?

— И у кого, позвольте спросить, наблюдаются столь серьезные нарушения в работе желез внутренней секреции? — подошел к ним Зив, виляя хвостом.

— Да вот! Полюбуйтесь! — Ира кивнула на Женечку. — Меня, конечно, иногда раздражала его повышенная язвительность и переизбыток сарказма, однако, глядя на него сейчас, так и хочется придушить собственными руками.

— Ну и придуши, чтоб не мучился! — от всей души посоветовал Лоренц.

— Вы так добры, господин кот! — Женечка вымучил из себя улыбку.

— Да. Я не чужд проявлений гуманизма, — с повышенным оттенком гордости в мурлыканье заметил Лоренц.

— Эй, радостно-гадостные гуманисты, вы купаться идете? — весело спросил Зив, направляясь к выходу.

— Конечно, идем! — Ира взяла Женечку за руку и потащила за собой, направляясь вслед за Зивом.

Впрочем, Женечка не особо упирался, но двигался почти безвольно. Шествие замыкал, продолжая рассуждать о гуманизме, Лоренц.

Небо покрывала целая куча обрывков облаков, которые то наползали, то отползали от солнца, постоянно меняя оттенки освещения, а заодно периодически несмело плевались редким мелким слепым дождиком. Ира, продолжая вести Женечку за руку, вслед за бегущими впереди Зивом и Лоренцем, вступила на лесную тропинку. Под сенью одетых в юную листву деревьев одурманивающе пахло влажной свежестью. Птицы выводили трели на все голоса. Сквозь застилающее небо зеленое кружево пробивались то лучи солнца, то гораздо более крупные, чем за пределами леса, капли дождя. Они тяжело падали на слепящие синевой незабудки, заставляя их мерно покачиваться. Иру охватила буря восторга. Впрочем, не только Иру — Зив и Лоренц скакали вместе с ней, а еще катались по прошлогодним листьям и пробивающейся сквозь них сочной траве.

— Женька! И ты скажешь, что вот это вот все неудачная идея!? — в порыве радости бытия Ира повисла у него на шее и увлекла в самую гущу незабудок.

Совсем рядом, прячась за деревьями, грохотал переполненный вешними водами водопад. Ира осыпала Женечку поцелуями и одновременно срывала с него и с себя одежду.

— Палладина, — еще совсем не так, как обычно, но Женечка все же улыбался, — я так понимаю, это изнасилование?

— Это зверское, бесчеловечное изнасилование с отягчающим обстоятельством в виде истязания ледяной водой.