Эх, была б ножовка по металлу и прочная длинная веревка. И свободные руки. Но нет, не было. Ничего из вышеперечисленного не бы-ло.

Прутья решетки расчертили на небе неровные косые клеточки, и пленникам оставалось только любоваться живописными облаками, лениво проплывающими в бездонной синеве.

Из окна дул ветер… Такой – ночью несет холод, а днем – жару. Шершавый камень вверху, внизу и сбоку. Охапка прелой соломы на голом полу. Вот и весь комфорт.

И еще – жуткая вонь. А в довершение всех бед – человеческий скелет на ржавой цепи в дальнем углу.

Все как положено: истлевшая одежда, пожелтевшие кости… Классика жанра, блин. В подвале Санта-Тринита у отца Бенедикта тоже имелось похожее пугало. Наверное, держат скелетов в местах заточения специально – для психологического давления: уже уморенный пленник наглядно демонстрирует еще живым их печальную и неизбежную участь.

Аделаида, увидев скалящийся череп безмолвного соседа, закатила истерику. Верещала, пока Бурцев не обложил жену так, что народ вокруг стыдливо отвернулся. А что делать? Ни нахлестать по щекам, ни встряхнуть нельзя – руки-то связаны.

Княжна надулась, поджала губки, отползла в кучу соломы – подальше от скелета. И от трехгрудой ведьмы, брошенной в камеру вместе со всеми, – ее Аделаида теперь искренне считала виновницей всех бед.

Завозился, заворочался в углу Сыма Цзян – великий знаток китайских хитростей. Раз, два… Хрустнули суставы, и гуттаперчевый старик продел связанные за спиной руки под тощим задом. А уж когда перетянутые путами запястья оказались спереди – перед глазами и зубами…

Нет, вязали их, конечно, на совесть. И веревки – хороши. Но… кисти китайца изогнулись под неестественным углом. Большие пальцы рук, как показалось Бурцеву, вовсе вышли из суставов. В ход пошли зубы. И вскоре веревки опали, как старая кожа со змеи. Желтокожий гудини улыбнулся. Слабенько, правда, – видимо, свобода далась тяжело и болезненно.

– Когда эта глупая дурака рука ввязайся – моя рука напрягайся, – кряхтя и приводя потревоженные связки в порядок, пояснял Сыма Цзян. – А теперя – расслабляйся. И немного костя двигайся. И тогда легка-запроста вытаскивайся.

Ишь! «Легка-запроста!» Бурцев тоже пытался. Ни фига не вышло. Наверное, для подобных фокусов нужно родиться китайцем. Или прожить пару десятков лет в шаолиньском монастыре.

Сыма Цзян помог развязаться остальным. Да только проку-то! Дверь их камеры – тараном не прошибешь. Небо за окошком – в клеточку. На крики – никто не реагирует.

Беглый осмотр стен, двери и оконной решетки ничего не дал. Не беглый, тщательный, – тоже. Кладка сложена крепко. Прочные косяки и петли – не сковырнуть. Металлические прутья на окне – в два-три пальца толщиной – стоят мертво.

А череп все скалится из полумрака. Насмехается. Наверное, поначалу этот бедолага тоже вел себя вот так же беспокойно. Суетился, лазил по углам. Теперь – успокоился. Теперь ему все равно.

– Ну? – Бурцев обвел соратников тяжелым взглядом. – Кто что думает?

– А чего тут думать? – отозвался за всех Гаврила. – Голодом уморят, как того, вон, у стены, да и дело с концом.

– Не уморят, – возразил Джеймс. – Им узнать любопытно, кто мы такие, откуда взялись да почему тевтонскими посланцами прикинулись. Сначала нас здесь подержат немного, чтоб ослабли, страху натерпелись и раскисли. Потом пытать начнут. А уж потом…

Брави говорил спокойно, со знанием дела. Наверное, понимал папский шпион в подобных вещах. Может, школу инквизиции прошел?

– Что так, что этак – конец один, – философски заметил Бурангул. – Живыми нас отсюда точно не выпустят. Если сами не выберемся.

Ха! Легко сказать – выберемся. Как?

– Что предлагаешь? – спросил Бурцев.

– Пока ничего. Но руки у нас развязаны – уже хорошо. Там, за дверью, об этом еще не знают.

Верно, не знают…

– Как кто войдет – нападем, – рубанул ладонью по воздуху Дмитрий.

– С голыми руками на мечи и копья? – невесело усмехнулся Бурцев.

Интересно, сколько вооруженного до зубов народа можно уложить приемами рукопашного боя?

– Да, оружие бы нам сейчас не помешало, – вздохнул Освальд. – Хоть что-нибудь похожее на оружие.

Верный оруженосец польского пана Збыслав молча шагнул к скелету. Брезгливо, локтем, отодвинул покойника. Костяк рухнул. Череп со стуком откатился в сторону. Из глазниц посыпалась труха.

Обоими руками литвин вцепился в цепь. Дернул. Раз, другой… Замысел понятен: такой цепурой шандарахнуть – мало не покажется. Рыцаря в доспехах сбить с ног можно. Все ж лучше, чем кулаком по шлему.