Но откуда эта неясная тревога в сердце великого мага? Какие-то всадники выезжают из долины Баксана. Муравьи, мыши! Валент напряг духовное зрение и ясно увидел: к подножию ледника движется маленькое солнце - Огненная Чаша Колаксая.

– - Внизу росы! Спустимся к Скованному. Его цепь распадется только ночью, - сказал чародей.

– - Пусть посмеют тронуть нашего Амирани! Ни один степняк не уйдет живым с Эльбруса!
– воинственно зашумели сваны.

Вскоре на вершине, у черно-красного знака остались только двое крылатых псов.

За ледниками и каменной стеной восточной вершины скрывалась чудесная долина. Тут было тепло, почти как на колхидском берегу. Все, чем богаты кавказские леса, росло здесь: тис и самшит рядом с пихтами и дубами. Среди деревьев бродили олени и зубры. Лакомился виноградом медведь. Из небольшого зеленого озера к единственному проходу в стене устремлялся поток, чтобы ледопадом застыть на восточном склоне. У озера стоял большой, просто сложенный каменный дом с высокой башней, похожий на дома горцев. Мягкий белый свет озарял его, наполняя сиянием всю долину.

На лужайке возле дома лежал, раскинув крылья, Симург. Снова приняв облик небесной собаки, он тихо поскуливал. Прекрасная златоволосая женщина средних лет водила руками над его многочисленными ранами, и те понемногу затягивались.

– - Что они с тобой сделали, песик! Рвали зубами, рубили... Отец, прогони ты их с горы! Громом, молниями... Ты же можешь! Это я разве что дождь или снег пошлю, - обратилась женщина к величавому старику, одетому во все белое. Грива седых волос падала на его белую, как облако, бурку, белоснежная борода укрывала грудь.

– - Могу, мать. Но не стану. Не все, что можешь, стоит делать. Особенно, когда можешь много.

"Отец", "мать" - так они звали друг друга, хотя старик был женщине не только мужем, но и сыном. От него она родила могучего небесного кузнеца, а от того - младших богов, беспокойных и отважных воителей. У всего этого рода едва хватало сил, чтобы защитить мир от подземного владыки, брата-близнеца старика. Северные горцы звали старика Тха Великим, южные - Гмерти Мориге, сарматы - Богом Богов, а венеды - Родом-Белбогом.

– - Почему же не стоит, сынок?
– спросил его сидевший под дубом старичок с бородкой и сиявшими по бокам островерхой шапки серебряными рогами.
– Ты же у нас самый могучий, справедливый, всевидящий... Так смертные говорят.

– - А еще говорят: самовластный, несправедливый, завистливый... И спорят: всемогущий я или всеблагой? А эти скованные, значит, узники мои, страдальцы безвинные. Смертные-то не помнят, что те страдальцы на воле творили. И не знают, что они могут натворить... Ну, смету я этих наглецов молниями. И будут их люди звать героями, а меня - мучителем. Нет, пусть сваны сами поймут, что неправы.

– - Так явись им, убеди!
– сказала женщина.

– - Я - бог, да еще наивысший. Меня или чтят и во всем верят мне, или ненавидят и ни в чем не верят. Убедить смертных может только смертный. Да он уже спешит сюда. Избранник наш, Ардагаст, царь росов.

– - Он ли убедит, а вот если Скованный и впрямь с цепи сорвется... Вместо этой долины будут здесь ворота в пекло. Мы-то улетим, а на эти горы, на леса, на селения как хлынет огонь да нечисть всякая! Всему погибель настанет - лесам, зверям, людям, - вздохнул старичок.

– - А вот до этого я не допущу. Вырвется Скованный - выйду на битву. А ты, мать, крепи гору, чтобы не прорвалось снизу пекло, - решительно произнес владыка неба.

– - Ты, Ладушка, лучше песика полечи. А недрами земными займусь я. Я-то не воин, зато чарами много чего могу... И зачем было этих скованных на земле оставлять смертным на соблазн? Отправили бы всех в преисподнюю, - сказал старичок.

– - Такие все пекло взбунтуют. И пойдет братец Чернобог снова на небо приступом, - возразил старик.
– Ну, оставайтесь тут, а я пойду на башню. Сюда уже нечисть и идет, и летит со всего Кавказа. Да еще младшие боги нам на помощь скачут. Не наделали бы чего сгоряча.

Отряд Ардагаста шел в гору по леднику. Кони остались внизу, на обширной поляне. Сапоги почти не скользили: все подвязали к ним плетеные кожаные подошвы с деревянными шипами. И все же приходилось помогать себе мечами, секирами, копьями. Шли лучшие из росов: русальцы, амазонки. Волх и его нуры уже успели соколами слетать к вершине и теперь волками взбирались по снегу. Молодежь шла за Ардафарном. Зореславич с удовлетворением поглядывал на сына: умеет собирать и вести людей - значит, сможет быть царем. То ли дело Доброслав, тихий, застенчивый, держащийся не матери, так брата. Правда, рассудить людей умеет так, что и старики остаются довольны им, молодым. А ведь еще недавно кто бы у венедов стал слушать юнца, даже сына старейшины? Не было тогда ни царей, ни царевичей.