– - Нужно будет послать на него этих бездельников-иверов и горных варваров... Что это?

Снаружи раздался грохот, треск, крики. Рубрий выскочил из палатки. Из крепости прямо в лагерь летели тяжелые камни, стрелы, горшки с пылающей нефтью. Палатки рушились, вспыхивали, как стога сена. Над башней развевалось красное знамя с тамгой. А из-за стены доносился, нарастая морским шквалом, стук копыт и грозный клич: "Мара!" Центурионы срывали глотки, наводя порядок. Легионеры поспешили к стене, но камни и стрелы настигали их и тут. А сарматы уже набрасывали арканы на бревна, приставляли лестницы. В довершение всего взбунтовалась и ударила в тыл коммагенская когорта. Кавказские же союзники и не думали идти на помощь.

Оставив легион на трибуна Гая Лициния, Рубрий поскакал в лагерь иверов. Оба царя стояли у шатра Картама и преспокойно следили за боем.

– - Что творится, почтенный Рубрий? Неужели богиня отступилась от вас?
– с искренним удивлением спросил Бартом.

– - При чем тут ваша богиня? Измена! Какой-то негодяй впустил сарматов в крепость и нацелил машины на нас. Не коммагенский ли пройдоха, что шнырял по вашему лагерю? За неделю выучились бояться сарматов?

– - Против вас не только сарматы, но и горцы. Хевсуры не хотят ради Рима отдавать свои дома на разорение вайнахам. А западные горцы, от сванов до мохевцев, уже в Трусовском ущелье, и ведет их Ардагаст. Скоро мы окажемся здесь в мышеловке, - сказал Картам.

Только теперь Рубрий заметил недоброжелательно глядевших на него хевсурских старейшин. Рядом с ними стояли вайнахи в лохматых шапках и двое сарматов: нагловатый красавец средних лет и светловолосый юноша. У обоих на плащах была вышита тамга росов.

– - Друзья и союзники римского народа! Страна предателей!
– с горечью и презрением бросил Рубрий.

– - Не оскорбляй землю, в которую, может быть, скоро ляжешь! Мы уважаем римский народ и кесаря, но не настолько, чтобы погубить здесь наше войско и дать степнякам и горцам разорить нашу страну, - с достоинством ответил Картам.

Бартом поспешно заговорил, прижимая руку к груди и любезно улыбаясь:

– - И... мы ведь люди благочестивые. Разве можно овладеть крепостью Тамар без ее воли? А подвиги Ардагаста таковы, что говорят: Амирани снова явился на землю с солнечной чашей в руке! Не лучше ли нам всем не гневить богов и выбраться из этой теснины? Мы с Картамом могли бы договориться с сарматами. Пусть твой легион уходит первым, а наши войска - следом. Потом вы сможете мирно пройти через Иверию, и степняки тоже.

– - Мой легион не получал от кесаря приказа отступать. Никуда, - отчеканил Рубрий. Резко повернувшись, он сел на коня и бросил царям:

– - Вы еще вспомните о нас, когда северные варвары заполонят вашу страну.

Когда легат вернулся в свой лагерь, стена уже пала. Но на пути сарматов встала другая стена - из крепких четырехугольных щитов. Отбиваясь копьями и мечами, валя уцелевшие палатки, легионеры медленно отступали. Проклятых коммагенцев удалось оттеснить к скале, но они успели захватить квесторскую палатку и всю казну легиона. Солдаты остановили бы врага, если бы не камни и стрелы, летевшие из крепости.

Взяв с собой лучшую центурию, Рубрий сам повел ее отбивать крепость. Перейдя Алонт по навесному мосту, солдаты выстроились "черепахой". Прикрытые щитами со всех сторон, они двинулись узкой тропой к воротам твердыни. В мозгу легата отчаянно билась мысль: это - начало конца великого похода на Восток. А значит - начало конца Рима. И ему, стоику и римскому всаднику, спокойно принимавшему все победы и поражения, захотелось вдруг погибнуть в этом бою, если не будет суждено его выиграть.

"Черепаха" не дошла еще до ворот, когда в нее полетели тяжелые камни, убивая и калеча солдат. Толкая друг друга, легионеры падали в пропасть. Туда же свалилось и принесенное ими бревно-таран. Легат с двумя солдатами, оторвавшись от остальных, оказался у самых ворот. Подняв меч, он крикнул:

– - Каллиник, гнусный предатель! Выходи на поединок, если стал скифом!

– - Лучше стать скифом, чем рабом Тьмы. А Матери-Коммагены я не предавал. И с тобой буду драться, когда уничтожу твой легион, - отозвался со стены царевич.

Легат громко выругался, но брань застряла в его горле. Сброшенный сверху аркан охватил шею, потащил, ломая позвонки. Несколько мгновений спустя обезглавленное тело Рубрия полетело в Алонт. Его коротко стриженую голову с торжествующим видом поднимал одной рукой, будто чашу, Сагдев. Да, вскоре окованному золотом черепу верного соратника Нерона предстояло стать пиршественной чашей царевича роксоланов. Хвастливый Андак, впрочем, пил из черепа префекта преторианцев Корнелия Фуска.

После еще одной неудачной атаки Юлий Максим велел отступать. Тем временем сарматы открыли ворота в стене и атаковали римлян в конном строю. Со стены лучники засыпали легионеров стрелами. От разгрома легион спасала лишь теснота ущелья. Ударь ему иверы в тыл - и этот бой стал бы для Двенадцатого Молниеносного последним. Но оба царя Иверии предпочли явиться с белым флагом для переговоров. Трибун Лициний, отнюдь не рвавшийся в герои, узнав о гибели легата, быстро согласился на условия, предложенные ранее Рубрию. Согласился, пусть неохотно, и Хор-алдар. Потеряв казну, не похоронив даже убитых, легион покинул Врата Аланов. Валерию Рубрию не пришлось лежать в иверской земле: тело его вместе с телами его солдат досталось волкам и орлам.