Проходил день за днем, но степняки не возобновляли штурма. Только перестреливались с защитниками из луков да вызывали их на поединок. На вызовы охотно откликались иверы, албаны и горцы, хотя побеждали чаще сарматы. Римляне же отвечали, что в одиночку будут сражаться лишь с тем, кто сумеет разгромить весь легион. Рубрий недоумевал: чего ждут варвары? Куда делся их предводитель, царек росов, оставив вместо себя какого-то беглого раба? Обещанный некромантом "сильный союзник" не появлялся, зато среди союзников-кавказцев бродили слухи о сражении богов с демонами на Эльбрусе, об участии в нем Ардагаста и возвращении его с могучим войском.

Тем временем в храме Тамар ночи напролет царило веселье. Горным потоком лилось вино, звуки музыки сливались со сладострастными выкриками. Бойкие, красивые и искусные в любви жрицы услаждали римских командиров, иверских и албанских князей, немногим уступая храмовым блудницам Астарты и Кибелы из южных городов. Никто, однако, не заходил ночью в само святилище, где всегда были наготове накрытый стол и роскошное ложе. Легат предупредил: если кто-то из его людей станет "избранником" и жертвой Всеисцеляющей, жрицы быстро убедятся, что Рома, богиня Вечного Города, сильнее их владычицы.

А по другую сторону стены было неспокойно. О том, что произошло на Эльбрусе, Хор-алдар узнал от орлицы-Лютицы. Предводители войска решили ждать, пока Ардагаст с горцами не выйдет в тыл римлянам. Однако степные и горные удальцы томились от бездействия. Да не обморочила ли князя залетная ведьма-птица? Стали затевать поединки не только с противниками, но и между собой. Особенно тут отличались вайнахи. Не знавшие над собой в своих глухих ущельях ни царей, ни князей, они шли в поход за выборными вождями, молодыми и отчаянными, как и их дружинники. Эти молодцы рады были оказаться подальше от строгих родовых старейшин и старались не уступать степнякам ни в чем - в том числе и в дерзости и драчливости.

Вайнахи быстро сошлись с Андаком и его приятелями. Ловкий, красивый, наглый, доходивший до края света в набегах - всякому хотелось походить на него. Князь со своими старыми и новыми друзьями бесчинствовали в стане и соседних селениях так, что Хор-алдар уже думал проучить кого-нибудь из них плетьми. И тут к нему заявился сам Андак с вайнахскими вождями и взялся пройти горными дорогами через земли хевсуров в тыл врагу. Главный вождь был только рад удалить безобразников из стана. Однако предупредил:

– - Хевсурские селения не жечь и не грабить. Пусть воины-хевсуры знают: мы враги не их племени, а римлянам... И еще: пусть с тобой пойдет царевич Доброслав с двумя десятками царских дружинников.

Андак кивнул с невозмутимым видом:

– - Все сделаю, Хор-алдар. И царевичу поход будет на пользу. Мы ему поможем стать настоящим мужчиной. Правда, кунаки?

Чернобородые горцы осклабились. По правде сказать, князь был вовсе не рад такому спутнику. Мало того, что Борислав, младший сын Андака от венедки, души не чаял в этом мягкотелом царевиче. Так теперь Доброслава поставили чуть ли не в надзиратели - ему, более знатному, чем сам Ардагаст! А случись что с царским сынком - все решат, что он, Андак, подло отомстил за тестя, Сауаспа Черноконного.

Отряд двинулся вверх по Джерахскому ущелью, потом перевалил в долину реки Ассы и пошел по ней вверх, мимо редких аланских и вайнахских аулов. Князь не обижал своего троюродного племянника. Зато старшие Андаковичи и вайнахи всячески поддевали Доброслава. Чтобы доказать им свою отвагу, юноше приходилось взбираться на крутые скалы, в одиночку идти на горного барса или стаю волков. Было страшно и трудно, но царевич не подавал виду. По нему, Ардагастовичу, горцы судили: так ли храбр его прославленный отец? Мало ли что споют степные певцы о щедром царе... И что это вообще за венеды, с которыми так охотно нынче роднятся росы? Говорят, трусливое лесное племя...

А по утрам болела голова: его, не любившего хмельного, усердно старались напоить. Но вот песни его нравились всем. И рассказы о далеких невиданных землях, где не бывал даже Андак, об их богах и могущественных чародеях. Все то, что Доброслав с детства жадно перенимал у волхвов. И с каждым днем все одобрительнее смотрели на царевича росов вольные, ни во что не ставившие царский род сыны ущелий.

Тем временем в стане сарматов творились дела темные и недобрые. По утрам вдруг Алонт стал приносить изуродованные трупы самых знатных князей. Сильные, красивые, отважные мужчины, лучшие в войске... На телах их не было ран от оружия, а на лицах застыла у кого ярость, у кого странная блаженная улыбка. Некоторые видели, как ночами бродил по стану призрак: черноволосая женщина дивной красоты, в платье тончайшей красной ткани. Одни из увидевших ее цепенели, не в силах даже подать голос. Другие поднимались и молча шли за ней. Наутро их находили в Алонте.

Одни из родичей погибших с гордостью говорили, что те стали избранниками богини любви и смерти - не самой ли Артимпасы? Другие, наоборот, твердили, что Тамар Всеисцеляющая прогневалась на сарматов и вот-вот нашлет на орду мор. Третьи, вспоминая старые кровные счета, обвиняли не богиню, а своих соратников. Пошли перебранки, посыпались оскорбления, зазвенела сталь. Когда же в реке нашли труп царевича аланов Аспара, рать оказалась на грани усобицы. Больше всего подозревали Сагдева. Своему отцу, "любимцу Артимпасы", он не уступал красотой и удалью, почему же за царевичем роксоланов не явилась богиня? И куда подевался его дружок Ардагаст, уже сгубивший царство аорсов? Не нападет ли он среди ночи не на римлян, а на аланов - прямо на царскую ставку?