За два дня до падения Омска — своей столицы — Колчак покинул город в специальном поезде и двинулся на Иркутск. Из Омска эвакуировались войска, генштаб, канцелярии и администрации, беженцы. Начался массовый исход, перешедший в самое настоящее бегство. Не могли спасти положения ни такой отважный и талантливый командир, как генерал-лейтенант В. О. Каппель, ни генерал-лейтенант С. И. Войцеховский. 4 января 1920 года Александр Васильевич Колчак отрекся от власти. Он понимал, что конец близок. Все заметили, что он враз поседел и сильно осунулся.

Когда эшелон Колчака 15 января 1920 года прибыл в Иркутск, адмирал был арестован эсерами — тогда союзниками большевиков — из так называемого Политцентра и взят под стражу. Несколько дней его допрашивали эсеры, а затем коммунисты из ЧК. Сегодня сохранившиеся протоколы этих допросов — ценнейший исторический материал: дело состоит из девятнадцати томов. Колчак на допросах держался с поразительным самообладанием и достоинством, был словоохотлив, подробно отвечал на вопросы, не скупился рассказывать о своей жизни, о событиях, в которых довелось участвовать. Что конец близок, он не сомневался, но то, что его казнят без суда, такого не ожидал. В Иркутском архиве не так давно была обнаружена любопытная шифрованная телеграмма. «Ленин — Склянскому (зампредседателю Реввоенсовета Республики). Пошлите Смирнову (РВС-5) (т. е. председателю Реввоенсовета 5-й армии. — Р. Б.) шифровку: не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске». Подпись «Ленин» и тоже шифром. В конце приписка: «Беретесь ли сделать архинадежно?»

Так и было сделано — архинадежно. Колчак без суда был расстрелян на берегу Ангары глухой ночью 7 февраля 1920 года. После чего его тело утопили в проруби, из которой монахини брали воду.

Говорили, что перед казнью он снял папаху, перекрестился (тут все увидели, что он абсолютно седой), потом спокойно выкурил последнюю папиросу и бросил свой золотой портсигар красноармейцам из расстрельной команды со словами: «Пользуйтесь, ребята!»

Когда в штабной вагон Колчака вошел штабс-капитан А. Г. Нестеров, заместитель командующего войсками эсеровского Политцентра, чтобы арестовать адмирала, к своему удивлению увидел там молодую женщину. От неожиданности двадцатитрехлетний офицер немного даже растерялся.

— Кто вы такая? — нахмурившись, спросил он.

— Анна Васильевна Тимирева. Прошу арестовать меня вместе с моим мужем, Александром Васильевичем, — спокойно ответила она представителю революционной власти.

С этого момента Анна Васильевна, горячо любящая Александра Васильевича и беспредельно ему преданная, разделила судьбу дорогого ей человека. Она добровольно пошла за ним в Иркутскую тюрьму, хотя ее никто насильно не принуждал. Это потом следователи решат задержать ее под стражей «в интересах следствия и во избежание возможности влияния на нее сторонних лиц, до окончания допроса ея по делу Колчака».

Верность своему любимому Анна Васильевна сохранила и после его гибели, заплатив за это пятьюдесятью годами тюрем, лагерей, ссылок, влача по земле «свое бренное тело по воле Господа».

…Они встретились впервые в начале 1915 года. Она была замужем за уже немолодым капитаном 1-го ранга Сергеем Николаевичем Тимиревым, впоследствии контр-адмиралом. У них был годовалый сын Владимир — Одя (от «Володя»). Муж был заслуженным моряком, кавалером семи иностранных орденов, в том числе французского ордена Почетного легиона, не говоря об отечественных наградах.

Анна Васильевна происходила из семьи известного дирижера и пианиста Василия Ильича Сафонова, директора Московской консерватории, занявшего этот пост по предложению Чайковского и Танеева. Он был учителем Скрябина, сестер Гнесиных, Бекман-Щербины и многих других выдающихся музыкантов.

Первая встреча Анны и Александра Васильевича произошла в Гельсингфорсе (Хельсинки) на вокзале, когда она приехала сюда к мужу. Мимо прошел стремительной походкой невысокий широкоплечий офицер. Муж спросил: «Ты знаешь, кто это? Это Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции». Следующая встреча произошла на вечере в квартире товарища ее мужа, тоже капитана 1-го ранга Подгурского, командира броненосного крейсера «Россия». «Не заметить Александра Васильевича было нельзя, — вспоминала Анна Васильевна, — где бы он ни был, он всегда был центром. Он прекрасно рассказывал, и о чем бы ни говорил — даже о прочитанной книге, — оставалось впечатление, что все это им пережито». Весь вечер они провели радом. И каждому из них с того момента стало ясно, что это судьба. Ему шел сорок второй год, ей было двадцать один. У Колчака с Анной было много общего: оба увлекались музыкой. Он сочинял вальсы, романсы, играл на гитаре, она аккомпанировала на рояле.

Много лет спустя она спросит его, что он подумал о ней тогда, в первую их встречу, и он ответит: «Я подумал о вас то же самое, что думаю сейчас».

В Гельсингфорсе начался их роман. Виделись они не часто, но каждая встреча была праздником для обоих. Надо сказать, что Колчак, как и Анна Васильевна, был не свободен. Жена его Софья Федоровна Омирова — из родовитой дворянской семьи, окончила Смольный институт, знала семь языков, имела властный и твердый характер. Они были женаты одиннадцать лет, у них был сын Ростислав. В честь жены Колчак назвал мыс на острове Беннета. Но, как говорится, сердцу не прикажешь. Чувство, захватившее Колчака и Анну, было настолько глубоким, что ничто не могло помешать им соединиться. Первой объяснилась она, сказала, что любит его. Он ответил: «Я не говорил вам, что люблю вас». «Нет, это я говорю, — призналась она, — я всегда хочу вас видеть, всегда о вас думаю, для меня такая радость видеть вас, вот и выходит, что я люблю вас». На что он коротко сказал: «Я вас больше чем люблю».