Медленно и лениво он целовал ее, делая паузы, чтобы потереться своим носом о ее нос или играючи укусить ее нижнюю губу. Роуз обожала эту неизвестную сторону Джеймса, его любовь к подобным играм. Это проявилось впервые прошлой ночью, после пугающих дневных посещений игорных домов, и она радовалась тому, что этот вечер не единственный.

Мужчина, который краснел при одном упоминании ее спальни, давно перестал существовать. Два последних вечера они провели в постели. Скомканное бронзовое покрывало валялось в ногах, белые простыни тоже были в полном беспорядке. Огонь камина согревал комнату, шторы скрывали темное небо за окном. При свечах, дающих зыбкий и интимный свет, он ласкал ее тело, возбуждая чувственность, вводя в мир, который она не хотела покидать. Никогда прежде она с таким нетерпением не ждала ночи, теперь же это стало ее любимой частью бытия.

И вот тела пресытились, нетерпеливое вожделение удовлетворено, теперь они могли касаться и целовать друг друга в ленивой неге, просто наслаждаясь возможностью быть вместе.

Ее губы, касаясь его шеи, задержались на жилке пульса. Низкий стон вырвался из его груди. Затем Роуз тихонько толкнула его. Это было все, что нужно. Легкий толчок, и он перевернулся на спину, увлекая ее за собой.

Ее вьющиеся волосы рассыпались по плечам, обрамляя лицо. Еще один поцелуй, и она оседлала его талию.

Начав с правого плеча, она спускалась по его руке, массируя мощные мускулы. Через выпуклости его бицепсов, по его атласной коже и дальше – к сильным перевязкам мускулов… Мягкие волосы приятно щекотали ее руку. Она поклялась сделать их вечера незабываемыми и, судя по довольному урчанию, преуспела в этом.

Веки Джеймса закрылись. Довольная улыбка приподняла уголки губ. Сфокусировав все внимание на нем, Роуз взяла большую мозолистую ладонь в свои руки, подняла ее и начала массировать пространство между большим и указательным пальцами. Позволив его пальцу скользнуть в ее ладонь, остаться в ее власти, она чуть пожала его, прежде чем перейти к следующему. Его большое, сильное тело расслабилось, когда она отложила его правую руку в сторону. Левая рука получила не меньше внимания, а затем она занялась его грудью, совершая медленные, продолжительные движения обеими руками по обширному пространству, покрытому темной порослью волос.

– Иди сюда и поцелуй меня.

Его глаза были все еще закрыты, но ленивый изгиб его рта говорил о греховных мыслях.

– Я думала, ты никогда не попросишь, – ответила она.

Его грудь готова была разорваться от смеха, когда она наклонилась и прижалась губами к его губам. Его руки обхватили ее бедра, затем он перевернулся и снова оказался на ней. Время перестало существовать, пока он целовал ее. Его горячий язык ласкал ее, однодневная щетина щекотала щеку.

Джеймс чуть-чуть куснул ее за подбородок и перевернулся на спину.

– Ты должна отдохнуть, – сказал он, большим пальцем поглаживая ее висок мягким, убаюкивающим движением.

Холодный воздух остудил ее кожу, когда он, откинув одеяло, поднялся с постели. Лежа на боку, Роуз наблюдала, как он собирает свои вещи с пола. Он был превосходно сложен, хорошо прорисованные мускулы перекатывались под бронзовой кожей, а линия плеч казалась бесконечной… Часы, которые он проводил на складе, сделали его тело более подходящим к физическому труду, чем к перебиранию бумаг за столом, что ей очень нравилось.

Белая рубашка валялась на постели, там, где он бросил ее, спеша раздеться. Прежде чем надеть рубашку, он потянулся, чтобы запечатлеть на ее щеке быстрый поцелуй. И так, по мере того как он двигался по комнате, находя свои вещи и надевая их, он дарил ей поцелуй за поцелуем. Касаясь губами кончика ее носа, лба, щек. Румянец расцвел на его щеках, а мягкая глубина его глаз светилась счастьем.

Его хорошее настроение передалось ей, но с каждым быстрым поцелуем печаль все сильнее проникала в ее душу. С последним поцелуем, как она думала всякий раз, когда он наклонялся к ней. Последний раз она почувствует теплое касание губ. Последний раз ощутит его дыхание…

Седьмая ночь. Это всегда означало конец. Никогда прежде у нее не возникало желания остаться у Рубикон дольше, чем на одну неделю. Но там, где обычно возникало облегчение, сейчас появилась мучительная пустота, которая росла с каждой секундой, угрожая заполнить собой все ее существо.

– Почему ты такая печальная? – спросил Джеймс, просовывая руки в жилет.

– Я не печальная.

– Но я не вижу улыбки. И не спорь, ты не хочешь улыбаться, – сказал он, опережая ее возражения.

Погладив ее по голове, Джеймс быстро поцеловал в губы. Затем его губы спустились к ее шее, потом к груди. Горячий и влажный язык путешествовал по ее соску, рука проникла между бедер, легко дразня и лаская ее.

Тихонько рассмеявшись, она убрала его руку.

– Вот так-то лучше, – заявил он, удовлетворенно склонив голову, прежде чем снова заняться пуговицами на жилете.

Когда он остановился у постели, чтобы взять галстук с пола, то украл еще один поцелуй.

– Я могу увидеть тебя завтра?