Антон между тем отыскал сухое углубление под скалой и после перевязки помог перебраться туда Мите. И мужчины, устроившись в тени скального козырька, принялись решать, что им делать дальше. Маша хотела присоединиться к ним, но Прасковья Тихоновна удержала ее за рукав:

– Не ходи, не надо, Машенька! Кончилась твоя власть, пускай теперь мужики сами соображают, что к чему. Дай своему Мите понять, что без него шагу не знаешь как ступить. Он от этого быстрее в себя придет, и гордость его не пострадает. А то будет себя всю жизнь корить, что ничего не сумел сделать и все взвалил на бабьи плечи. От таких мыслей ладу в семье не прибавится. Так что уйми гордыню и позволь ему целиком вашими делами заняться. – Она ласково улыбнулась Маше и неожиданно подмигнула ей. – А сама покуда отдохни, сил наберись! Дорога вам дальняя да тяжелая предстоит, не каждый мужик такое выдержит!

Васена тем временем сходила за водой, повесила над костром котелок с чаем и теперь нарезала мясо своим поистине замечательным ножом. Похоже, она никогда не расставалась с ним. Один его вид приводил Машу в изумление и вызывал какой-то священный трепет. Это был огромный косырь, наверное, фунта в два, а то и в три весом, с одной стороны острый, с другой зазубренный, как пила. Нож висел у Васены на поясе, в кожаных ножнах с деревянными щечками, и выглядел весьма внушительно и даже зловеще.

Нож этот был у нее на все случаи жизни: им можно было очинить перо и двумя ударами перерубить заслонившую путь ветку в руку толщиной, нащепать тонкую лучину для костра или распилить мозговую кость. И против зверя он годился. Прасковья Тихоновна шепотком рассказала Маше, что как-то этим ножом Васена нанесла смертельный удар медведю-шатуну, караулившему ее на таежной тропе. Все можно таким кинжалом. И сейчас девушка нарезала им аккуратные ломтики мяса и раскладывала их на лепешки.

После обеда, когда все, и даже Митя, хорошо поели, напились чаю, заваренного смородинным листом, Васена вырезала своим ножом большой ломоть глинистого дерна и накрыла им еще горячие угли костра. Хоть и сыро вокруг, но огонь вмиг из друга может превратиться во врага...

И нет ничего более ужасного и более безнадежного в тайге, чем огненная стихия, несущая гибель, разрушающая и уничтожающая все живое на много верст вокруг...

После обеда собрали военный совет, на котором порешили, что Васена и Прасковья Тихоновна круговым путем отправятся сначала на озера, где они якобы рыбачили все эти дни, а потом вернутся в Терзю, чтобы дождаться Кузевановых, забрать у них обещанное Маше оружие и спрятать его до поры до времени на заимке у казачки.

Самим же беглецам ротмистр посоветовал на время укрыться в бурятском стойбище Онгонур, где находился сейчас Машин знакомый – тайши Толгой Баджиев. Цэден предлагал им переждать переполох, который непременно учинят комендант и граф Лобанов, когда обнаружат, что беглецы бесследно исчезли. К поискам привлекут не только казаков, но и всех местных жителей, разошлют по тайге шпионов, расспросят охотников и старателей, предупредят осведомителей. Поэтому, пока не уляжется вся эта сумятица, пока не смирятся с потерей Мордвинов и граф и не понесут повинные головы к генерал-губернатору, следует спрятаться от ищеек где-нибудь в укромном уголке, пересидеть опасность среди верных друзей.

...Отъехав около версты от лагеря, остановились на берегу небольшого озера. Здесь их пути расходились. Прасковья Тихоновна и Васена следовали дальше на восток. Цэден поведет своих спутников на север, через тайгу, к белеющим на горизонте снежным вершинам гольцов. Там, в диких предгорьях, и находилось древнее бурятское поселение Онгонур.

Прасковья Тихоновна, беспрестанно вытирая слезы, обнялась сначала с Митей, потом долго не выпускала из своих объятий Антона, что-то шептала ему на ухо, грозила пальцем, затем расцеловала в обе щеки и подтолкнула к Васене, со стороны наблюдавшей с чрезвычайно мрачным видом за сценой прощания.

Но Митя опередил Антона, подъехал к девушке и взял ее за руку. Не обращая внимания ни на кого из собравшихся, долго держал ее в своих ладонях и говорил, видно, что-то такое, от чего Васена вдруг отчаянно покраснела, выдернула руку и отвернулась, прикрыв лицо краем платка.

Маша не находила себе места от злости, и потому прощание с бывшей хозяйкой прошло скомканно, второпях. Она почти не слышала ничего из того, что ей говорила Прасковья Тихоновна, следила краем глаза за Митей, пока казачка не прошептала ей с крайней язвительностью:

– Ну что ты так переживаешь? Не сбежит никуда твой Митя. Он только-только до воли добрался. Ему любой человек, с которым свободно поговорить можно, в диковинку. А девка, да еще справная и ладная, тем более. Но неужто думаешь, он тебя на Васену променяет? Не бойся, ей до тебя все равно не дотянуться! – Она быстро расцеловала Машу в обе щеки и окликнула Митю: – Дмитрий Владимирович, можно отвлечь вас от разговору? – И когда он подъехал к ним с Машей, преувеличенно сердито сдвинула брови и прошептала ему: – Что ж вы девку занимаете, не даете ей с Антоном попрощаться?

Митя смутился:

– Я даже не подумал об этом, Прасковья Тихоновна! – И взглянул на Машу: – У них что... отношения?

Маша сердито фыркнула и отвернулась. Митя с недоумением посмотрел на казачку. Она пожала плечами и развела руками, показывая, что ничего не понимает, и направилась попрощаться с Цэденом.

Митя подъехал к Маше вплотную, осторожно дотронулся до ее плеча:

– Что с тобой, дорогая?

Она дернула плечом и сбросила его руку.

Митя удивился еще больше: