Дальше продолжать он не смог. Грудь его сдавило. «Как в детстве, — подумал он, — когда перехватывало дыхание, стоило мне рассердиться на свою старую воспитательницу».

— Я страдаю, — объяснил он герру Рейссу.

Тот уже выбросил свою сигарету.

— От болезни, развивающейся все эти долгие годы, но принявшей опасную форму с того самого дня, когда я услышал о шальных выходках наших безнадежно безумных вождей. В любом случае шансов на излечение никаких. И для вас тоже, сэр. Говоря языком преподобного Мэсера, если я правильно помню, — покайтесь!

Германский консул хрипло сказал:

— У вас хорошая память.

Он кивнул и дрожащими пальцами зажег новую сигарету.

Из конторы появился мистер Рамсэй, неся пачку бланков и бумаг. Обратившись к мистеру Тагоми, который молча пытался перевести дух, он сказал:

— Пока он еще здесь. Текущие дела, связанные с его функциями.

Мистер Тагоми машинально взял бумаги.

Форма двадцать-пятьдесят. Запрос из Рейха через представителя ТША, консула Фрейера Гуго Рейсса, о высылке под стражей какого-то уголовника, ныне находящегося под опекой Управления полиции города Сан-Франциско, еврея по фамилии Френк Финк, гражданина — согласно законам Рейха — Германии, разыскиваемого с июня 1960 года, для передачи под юрисдикцию Рейха и так далее. Он пробежал взглядом бумагу.

— Вот ручка, сэр, — сказал мистер Рамсэй, — и на сегодня наши дела с германским представительством закончены.

Он с неодобрением взглянул на консула, протягивая ручку мистеру Тагоми.

— Нет, — сказал мистер Тагоми.

Он вернул форму двадцать-пятьдесят мистеру Рамсэю, затем снова выхватил ее и наложил резолюцию:

«Освободить. Главное Торговое Представительство, одновременно представляющее гражданскую власть Империи в Сан-Франциско. В соответствии с протоколом 1947 года. Тагоми».

Он вручил один экземпляр германскому консулу, а остальные копии вместе с оригиналом отдал мистеру Рамсею.

— До свидания, герр Рейсс.

Он поклонился.

Германский консул также поклонился, едва удостоив взглядом врученный ему лист бумаги.

— Пожалуйста, в будущем все дела ведите посредством промежуточных инстанций, как-то: почта, телефон, телеграф, — сказал мистер Тагоми, — чтобы исключить личные контакты.

— Вы возлагаете на меня ответственность за общие положения, находящиеся вне моей юрисдикции.

— Дерьмо собачье, — проговорил мистер Тагоми. — Вот что я имел в виду.

— Разве такими методами ведут дела цивилизованные люди? Вами руководят обида и месть, в то время как это должно быть просто формальностью, в которой нет места личным чувствам.

Рейсс швырнул на пол сигарету, повернулся и зашагал прочь большими шагами.

— Подберите свою вонючую сигарету, — тихо сказал мистер Тагоми.

Но консул уже скрылся за углом.

— Я вел себя как ребенок, — сказал мистер Тагоми мистеру Рамсэю. — Вы были свидетелем моей инфантильности.

Он нетвердой походкой направился в контору. Теперь он уже совсем не мог дышать.

Боль пронизала всю его левую руку, одновременно с этим как будто огромная рука схватила его ребра и сдавила их.

— Ух, — произнес он.

Там, впереди, он увидел не ковер, покрывающий пол, а фейерверк из искр, красных, обжигающих.

«Помогите, пожалуйста, мистер Рамсей», — хотел сказать он, но не смог вымолвить ни звука. Он весь подался вперед и споткнулся. И ничего вокруг, за что можно было бы ухватиться.

Падая, он сжал в руке, засунутой в карман, серебряный треугольник, навязанный ему мистером Чилданом. «Он не спас меня, — подумал он. — И не помог мне. Все было впустую».

Тело его рухнуло на пол.

Задыхаясь, он ткнулся носом в ковер, свалившись на четвереньки. Лопоча какую-то чушь, какую-то ерунду, чтобы самому не потерять голову, к нему устремился мистер Рамсей.

— У меня небольшой сердечный приступ, — удалось выговорить мистеру Тагоми.

Теперь уже несколько человек оказалось рядом, они перенесли его на диван.

— Спокойнее, сэр, — говорил ему один из них.

— Сообщите жене, пожалуйста, — сказал мистер Рамсей.

Вскоре с улицы донесся вой сирены «скорой помощи». Началась жуткая суматоха. Какие-то люди входили и выходили. Его накрыли одеялом почти до самой шеи, развязали галстук и расстегнули воротник.

— Теперь лучше, — сказал мистер Тагоми.

Ему было удобно лежать, и он даже не пытался пошевелиться. «Все равно моя карьера закончена, — решил он. — Генеральный консул, несомненно, поднимет крупный шум, будет жаловаться на неучтивость, вероятно, даже на нанесенное ему оскорбление. Но в любом случае что сделано, то сделано. Да и в более важном деле мое участие закончилось. Я сделал все, что было в моих силах. Остальное — забота Токио и германских группировок. Но, так или иначе, борьба будет проходить без меня. А я думал, что это всего-навсего пластмассы. Важный торговец прессформами. Оракул-то догадался, намекнул мне, а я…»