— Внимание! Дамы и господа! Позвольте вам представить — Сири Андерсен!

На середину зала вышла стройная блондинка. Над ее головой вращались розовые огни. Заиграл оркестр. Облаченная в серебристое обтягивающее платье, она кружила по залу, исполняя какой-то фантастический танец. Огни вдруг погасли, и только несколько слабых красных лучей падало с потолка. В их рассеянном свете Сири Андерсен порхала, как диковинная серебристая птица, а острые каблучки ее серебристых туфелек сверкали, как звезды. Музыканты играли все быстрее и быстрее; оркестр, достигнув крещендо, споткнулся и, помедлив секунду, сменил ритм, заиграв «Мемфис-блюз». Танцовщица начала извиваться всем телом… все медленней, медленней — серебристая птица умирала… ее бедра медленно покачивались из стороны в сторону…

Свет загорелся снова. Оркестр смолк, и танцовщица остановилась перед Фабианом, задрав ногу прямо над его плечом. Потом она выбежала из зала под аплодисменты зрителей, которые, не переставая хлопать, понемногу возвращались в танцзал.

— А это было умно, — сказал Фабиан, — чертовски умно. У этой девчонки определенно есть мозги.

Адам прошептал на ухо Хелен:

— Кто сказал, что любовь слепа? Его глаза что рентгеновские лучи. Иначе как можно, заглянув девчонке под юбку, разглядеть мозги?

Хелен от души рассмеялась.

— Выпьем! — сказал Фабиан. — Эй, дружище! Вот тебе бутылка, можешь ее прикончить. И принеси нам еще одну.

— О Гарри, — воскликнула Ви, — а ты купишь мне милую маленькую игрушечку?

В тот же миг перед ними появилась разносчица шоколада. Она протягивала набивного жирафа с выпученными глазами.

— Вы хотели игрушку, сэр?

— Нет, милашка. Кто сказал, что я хочу игрушку? Брехня! Да я его свинцом нашпигую… Слушай, у меня тут снаружи четыре головореза с автоматами, настоящие бандиты, и если кто вздумает мне грубить… Четыре головореза сидят в машине с гранатами, пулеметами, слезоточивым газом, дробовиками, револьверами, браунингами и бритвами, и стоит мне только свистнуть… Эй, приятель! Бутылку виски!

— Гарри, — сказал Фиглер, — Душитель хочет спать.

— Ну так уложи его в постель.

Фиглер поднялся из-за стола:

— Я пошел. Позвоню тебе завтра утром.

— Попридержи язык, Джо, а не то я тебя в порошок сотру! Я маленький, да удаленький! Я тебе ноги отрежу и завяжу на шее бантиком… Слыхал об Аль Капоне? Так вот…

— Слушай, Гарри, я уже сыт по горло этой белибердой! Я расторгаю наш контракт.

— Не желаете ли шоколаду? — спросила девушка.

— Джо, — проговорил Фабиан заплетающимся языком, — я куплю тебе большущую коробку шоколада.

— Ну его к черту!.. Слушай, Гарри, я последний раз спрашиваю: ты отдашь мне деньги до завтра? Если нет, можешь убираться ко всем чертям.

— Ты же мой дружок! — икая, воскликнул Фабиан. — Слушай, вот чудесная идея для песни: «Эй, дружок, дай пирожок…» Здорово, правда? Ладно, Джо: вот, держи. — Он достал из нагрудного кармана пачку банкнот. Фиглер пересчитал деньги.

— Пятьдесят. А где остальные, Гарри?

— Ай, отвали!

— Ладно, но я тебя предупредил! До завтра! Пошли, Душитель.

— Честный Джо Фиглер, — проговорил Фабиан, — ни разу в жизни никого не надул… Эй, Джо, хочешь плюшевого мишку?

— Хватит валять дурака. Пошли, Душитель.

Три бокала шампанского оглушили Душителя посильнее, чем удар кувалды. Он поднялся и, покачиваясь, как сомнамбула, последовал за Фиглером.

— Ой, Гарри… — начала Ви.

— Отвяжись, — отрезал Фабиан. Его американский акцент осыпался, словно старая штукатурка — вместо гнусавых заокеанских модуляций прорезался характерный говорок кокни.

— Миленькие игрушечки для вас, — проговорила девушка, держа в руках пучеглазого купидончика с зеленым луком.

— Хочешь игрушку, Хелен?

— Не откажусь.

— Два фунта, — нагло сказала девушка.

— Идет, — согласился Фабиан.

— О Гар-ри! — воскликнула Ви. — А мне ты купишь сигареток?

— Нет… Я куплю сигареток моей мал-ленькой Хелен, а тебе — нет… Поняла?

— Турецкие? — Девушка сняла с подноса огромную позолоченную шкатулку с инкрустацией в виде цветочного узора, украшенную двумя черными набалдашниками, львиной головой и кисточкой из искусственного шелка.

— Это особенные, сэр, для настоящих леди, с розоватым фильтром — три фунта…

В самой глубине сознания Фабиана промелькнула мысль: «Идиот! Пускаться во все тяжкие, рисковать своей свободой, чтобы раздобыть эти несчастные сто фунтов, а потом выбросить их вот так, можно сказать, псу под хвост!»

— К черту! — заорал Фабиан. — Три фунта за сигареты! Что я, дурак? Пошла отсюда, чего привязалась?

— Ну-ну, не надо докучать джентльмену, если он не может себе это позволить, — во всеуслышание объявил Носсеросс, — покажи ему что-нибудь за пару шиллингов.