— Я требую предоставить мне возможность задать вопросы господину Флориану. — Заимов не мог подавить гнев, и его голос прозвучал напряженно и громко.

Судья Младенов переговорил с другими судьями и ответил:

— Суд рассмотрит ваше ходатайство.

Вскочил Чемширов.

— Прошу суд вызвать... чтобы... — начал он сбивчиво. — На улице князя Бориса в доме номер один проживает Петр Тодоров. Он засвидетельствует, что я давно был связан с германским атташе полковником Брукманом.

Заимов, еще не справившийся с гневом, не понял просьбы племянника. Он сидел, выпрямившись, смотрел на портрет царя и думал: «Боже мой, все, все здесь построено на бесстыдной лжи!»

Судьи посовещались, и Младенов объявил скороговоркой:

— Суд считает, что присутствие здесь Петра Тодорова не вызывается необходимостью. Что же касается ходатайства подсудимого Заимова, то оно не может быть удовлетворено в связи с тем, что господин Флориан является подданным другого государства.

Заимов встал.

— Я не понимаю... В материалах суда имеется ложное свидетельство, касающееся меня и других лиц. Кто этот человек для суда? Провокатор из полиции? Свидетель обвинения? Так или иначе его показания зачитаны на суде, и я имею право увидеть этого человека здесь, задать ему вопросы, получить ответы и уличить его во лжи. Если же суд, как объявлено, не может его вызвать, тогда я требую изъять его показания из судебного дела. — Заимов уже овладел собой, и его мысль работала ясно, голос звучал спокойно и твердо.

Судьи снова стали совещаться. В зале стояла мертвая тишина.

— Вы не лишены возможности опровергать показания данного лица, — объяснил Младенов. — Что же касается вызова данного лица, решение суда остается прежним.

— Однако во время предварительного следствия, — возразил Заимов, — другой свидетель, тоже иностранный подданный, был даже доставлен из-за границы в Софию, и мне устраивали с ним, как и с Флорианом, очную ставку. Я имею в виду Стефанию Шварц.

— По этому вопросу суд уже объявил свое решение и возвращаться к нему не будет, — ответил Младенов.

Младенов имел тщательно продуманный план процесса, в котором все было подчинено одной задаче — не дать Заимову возможности углубляться в политическую суть дела, заставлять его отвечать суду на конкретные вопросы, помогающие установлению факта его шпионской деятельности. В план судьи входило и строгое предупреждение секретарю не вносить в протокол политические высказывания Заимова.

После письменного ответа Заимова на обвинительное заключение было ясно, что генерал не признает предъявленное ему обвинение. Оглашение показаний Флориана именно теперь, сразу после обвинительного акта, судья считал хитрым маневром для осуществления своего плана. С одной стороны, он как бы вынужден нарушить процессуальный порядок, потому что не мог вызвать данного свидетеля в суд. С другой стороны, отсутствие в обвинительном акте данных из показаний Флориана, как и отсутствие самого свидетеля, дает основание не вдаваться в обсуждение этих показаний. Они оглашены, и только потому, что Флориан передал их суду, который не имеет права не включать их в документацию процесса.

Главное уже сделано — показания Флориана, прозвучав сразу после обвинительного акта, сводили все дело к вульгарному шпионажу, и теперь Младенов может начать допрос по своему плану.

— Когда, где и кем вы были завербованы в шпионы? — спросил Младенов.

Заимов нетерпеливо встал и отчетливо глуховатым голосом произнес:

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, я должен многое объяснить, чтобы суду стало понятно, почему то, что вы называете шпионажем, для меня было выражением моего патриотизма, моей любви к родной стране и ее народу и, наконец, моего твердого убеждения, что фашизм — это смертельная угроза всем народам.

Прокурор Николов вскочил и закричал с яростью:

— Слушайте, бе-Заимов! У вас спрашивают, когда вы стали московским шпионом? Кто вас завербовал? Вопрос более чем ясен! Отвечайте!

Заимов опустился на стул и стал перелистывать лежавшие перед ним бумаги.

— Вы будете отвечать на вопрос? — спросил Младенов.

Оскорбительное прокурорское «бе» хлестнуло по самому сердцу, и Заимов изо всех сил старался не чувствовать эту боль, мешавшую ему сейчас сосредоточиться.

— Вы будете отвечать? — повысил голос Младенов.

Заимов молчал. То, что мог он ответить и что было единственной правдой, не содержало в себе никакой преступной тайны.

— Стыд сковал ему язык! — крикнул прокурор.

Стыд?.. Это было, может быть, самой светлой страницей его жизни, когда понимание происходящего вокруг и любовь к своему народу помогли ему сделать шаг, которым он будет гордиться до последней минуты своей жизни.

Его никто, никогда не вербовал. Это было совсем не так.

Начиная с весны тридцать пятого года, когда Гитлер объявил воинскую повинность, Германия все громче говорила о своей решимости силой оружия устранить несправедливость Версальского договора. Первый шаг она уже сделала — вернула себе демилитаризованную Рейнскую область. На фронтах Испании она уже провела испытание своего оружия. В 1938 году она захватила Австрию. Ровно через год при содействии Англии и Франции захватила Чехословакию.