Четыре года капитан Степанов просидел в особой морской тюрьме, но он и там не тратил времени по-пустому. Каких только моряков не было в тюрьме! И за четыре года Александр Петрович выучил четыре языка: испанский, итальянский, норвежский и датский. А до того он знал: английский, французский и немецкий.

В 1921 году Александр Петрович бежал из тюрьмы. Это был смелый, дерзкий побег.

Капитан Степанов решил разыскать пароход и отвести его к настоящим владельцам — рабочим и крестьянам, взявшим в России власть в свои руки. Ведь новому Советскому государству нужны были пароходы.

План Александра Петровича, составленный еще раньше, казался его друзьям в тюрьме неосуществимым Конечно, пароход — не иголка и разыскать его в каком-либо порту удастся. Но как отвести пароход в Россию?

Под вымышленным именем Александр Петрович переехал в Северную Америку и по объявлениям в газетах узнал, что его пароход скоро прибудет в небольшой порт на Кубе, где сдаст груз, после чего направится на Канарские острова.

Александр Петрович перебрался на Кубу. Еще в тюрьме он отпустил большую бороду и усы, так что спустя столько времени вряд ли кто-нибудь из старых знакомых при встрече узнал бы его.

И вот он разыскал пароход, в команде которого еще сохранилась половина русских матросов и кочегаров. В портовом кабачке Александр Петрович подслушал разговор. Русские были недовольны капитаном-иностранцем и мечтали попасть на родину.

Об этом когда-нибудь напишут большую книгу, — как Александр Петрович Степанов нанялся на пароход матросом, как на ходу в море поднял он восстание и как русские моряки привели свой пароход в родной порт.

С тех пор капитан Степанов не оставлял мостика. Он одним из первых ходил под советским флагом за границу. Ему не раз предлагали перейти на работу в училище начальником или преподавателем. Но он упорно отказывался. Он продолжал плавать, и прежняя страсть — жажда знать больше — не оставляла его в покое. Но он не только постоянно учился сам. Александр Петрович учил других.

Вот каков был капитан дальнего плавания Александр Петрович Степанов. Даже чванливые английские моряки считали его «экстра-мастером», то есть «капитаном с высшим дипломом».

Решение капитана было неожиданным для многих, в том числе и для Яшки. Александр Петрович приказал, не дожидаясь, когда рассеется туман, сниматься с якоря и следовать в пролив.

Якорь до конца не подняли. Он остался висеть под пароходом на глубине пятнадцати метров, — это для предосторожности. Если бы пароход приближался к мелкому месту, то якорь раньше зацепился бы за грунт и не позволил бы «Большевику» усесться на мель. Такой способ очень помогает, когда идешь в тумане, но всё-таки самое главное — вахта.

«Большевик» шел самым малым ходом и гудел, но казалось, что гудки эти застревают здесь же возле парохода и никому они не слышны.

Вахта на полубаке состояла теперь из трех человек. Яшке приказали смотреть вперед и слева по носу, слушать тоже, конечно. Но как смотреть, если у тебя перед глазами густое месиво? Хоть пальцем протыкай его. Редко-редко где-то сверху проступит мутное белесое пятно, а ты верь, что это солнце.

Рядом в тумане тихо разговаривали другие вахтенные — Томушкин и матрос Колычев.

— Самая главная специальность на пароходе — кочегарская, — разглагольствовал Вася. — Если кочегары дадут мало пару, то машина будет крутиться медленно, а постараются кочегары — всё закрутится веселей, и пароход пойдет соответственно.

— А если матросы будут плохо на руле стоять? — спросил Колычев.

— Неважные, значит, матросы.

— Я не про то. Если матросы будут плохо управлять рулем, то пароход пойдет не по прямой линии, а будет всё время уклоняться от курса то в одну, то в другую сторону. Путь парохода удлинится, и пойдет он дольше… Погоди, — проговорил шопотом матрос, — смотри, что это?

Они оба тяжело и учащенно задышали. И вдруг Томушкин громко вскрикнул:

— Прямо по носу видно что-то темное; полагаю, что это скала. Обнаружил кочегар первого класса Василий Никанорович Томушкин!

— Ну, и ловкач же ты! — обиделся Колычев. — Я же первый увидел.

На мостике зазвенел телеграф.

Впереди перед «Большевиком» туман раздвинулся, словно занавес в театре.

Какая картина! Ничто не возмущало море. Казалось, что оно накрыто огромным стеклом, а перед носом парохода и по обоим его бортам возвышались высокие бурые горы. Снег лежал на вершинах. Ослепительный его блеск повторялся в глубине пролива, там, куда уходили отражения берегов. И тишина, потревоженная только дальней перекличкой чаек, стояла удивительная.

Когда капитан нарушил эту тишину, было даже жалко.

— Отлично вышли! — громко объявил Александр Петрович и крикнул на полубак: — Якорь на место! Впередсмотрящим [33] вниз!..

Но Яшка не ушел в каюту. Он еще долго стоял на палубе и смотрел.

«Большевик» шел по блестящей полосе воды. Берега пролива сдвигались всё тесней, словно не хотели пропускать пароход. Вода в широкой части пролива сверкала то голубыми, то зелеными тонами, потом сделалась, точь в точь как небо, бледносиней, а дальше, чем больше сужался пролив, тем больше она темнела: стала синей, густосиней; наконец, горы сдвинулись так узко, что, казалось, пароход идет прямо на них. Было даже немножко жутко смотреть, как скалы надвигались на судно. Оно стало вдруг таким маленьким и хрупким.