Ей было жаль видеть, что он настолько охвачен навязчивой идеей. Она знала, что испытывать даже каплю жалости к Рику Валенте Шарпу — значит некоторым образом заслужить половину места в раю и иметь хорошие шансы на то, чтобы заработать вторую половину, но она к нему уже привыкла и могла ему сочувствовать.

По крайней мере до этой встречи на пляже.

Вечером в среду, 10 августа, через день после сдачи первых результатов, Элиса вышла на пляж. Надя еще не появлялась. На ее обычном месте на песке стояла белая статуя, на которую, казалось, какой-то хулиган накинул грязные тряпки, и теперь они развевались на ветру.

Когда она разглядела, кто это, она застыла с раскрытым ртом.

Валенте стоял неподвижно. Точнее, окаменев. И на что-то смотрел. Это что-то должно было быть морем, потому что она посмотрела в ту же сторону, но увидела лишь прекрасный горизонт с зелеными волнами и голубыми облаками. Он даже не заметил ее присутствия.

— Привет! — поколебавшись, поздоровалась она. — Что с тобой?

Валенте, казалось, вышел из состояния глубокой задумчивости и обернулся. Элиса содрогнулась: выражение его лица на какое-то мгновение напомнило ей лицо однокурсника, больного шизофренией, которому пришлось навсегда оставить учебу. Она даже подумала, что Валенте ее не узнаёт.

Но через какие-то десятые доли секунды все изменилось, и ее взору предстал знакомый ей Шарп.

— Смотри-ка, кто к нам пришел, — пробормотал он хриплым голосом. — Элиса, знойная недотрога. Как жизнь, Элиса? Как дела, Элиса?

— Слушай, дорогой, — сказала она, так же быстро переходя от испуга к сердитости. — Я знаю, под каким прессингом мы работаем, но говорю тебе серьезно, я не позволю, чтобы ты меня дальше оскорблял. Мы товарищи по работе, нравится нам это или нет. Если ты снова оскорбишь меня, я письменно пожалуюсь на тебя Бланесу и Марини. Тебя выгонят из проекта.

— Я тебя оскорбляю? — Заходящее солнце било Валенте в лицо, и, глядя на нее, он кривился, точно лизал лимон. — Какие оскорбления, дорогуша? При виде твоего тела под майкой и шортами меня обдает зноем, то есть у меня повышается температура и происходит внезапное отвердение мужского члена, и я в этом не виноват. Это как если бы меня обвинили в том, что я называю знойным первый закон термодинамики. Я тоже письменно изложу это. Погоди, куда ты? — Валенте преградил ей путь.

— Оставь меня, пожалуйста, в покое, — сказала Элиса, пытаясь его обойти.

— Я знаю, куда ты: сейчас заголишься на пляже и будешь еще больше повышать температуру в моем сообщающемся сосуде. Если бы ты не была знойной недотрогой, ты бы надевала купальник в комнате, как твоя приличная подруга, но поскольку ты сногсшибательная знойная недотрога, ты раздеваешься на пляже, чтобы мы тебя все видели, правда?

Элиса снова попыталась его обойти. Она глубоко сожалела, что поинтересовалась его самочувствием А ведь она еще даже не подозревала, что будет дальше.

Он снова преградил ей дорогу.

— Ты пожалуешься на то, что я с научной точки зрения объяснил тебе, что ты для меня значишь? — И тут вдруг она поняла, что это уже не обычная его шутка, Валенте горел от злобы даже больше, чем она. — Это все равно что… не знаю… все равно что я пожаловался бы, что ты по ночам занимаешься рукоблудием, думая обо мне. Это так же чудовищно, преувеличенно и невозможно…

Она, застыв, глядела на него. Ей вдруг не захотелось ни моря, ни общения с Надей, ничего на свете. Она не испытывала ни стыда, ни унижения: ей было страшно.

— …или все равно что ты обвинила бы меня в зоофилии потому только, что мне нравятся твои буфера, — продолжал он тем же тоном, словно сказанное раньше было частью той же шутки. — Не знаю. Ты все преувеличиваешь… Если не хочешь, чтобы тебе говорили правду в лицо, не давай повода…

Он меня видел. Наверняка он меня видел. Но нет, не может быть. Он просто болтает.Она попыталась заглянуть вглубь, за насмешливый блеск его глаз, чтобы добраться до истины, но ничего не выходило. С той ночи, когда она в одиночестве ласкала себя в комнате, прошло две недели, и Элиса была уверена, что никтоне видел, как она это делала. Но тогда как же?..

— Давай успокоимся, — сказал Валенте. — Ты думаешь, что закончила расчеты, так, дорогуша? Ну, так дай нам, дуракам, закончить нашу работу и не разогревай меня еще больше…

Он обернулся и ушел. Через минуту появилась Надя, но Элисы уже не было. Прошло несколько дней, прежде чем ей снова захотелось выйти на пляж, и с тех пор она всегда переодевалась у себя в комнате. Своей подруге правды об этой смене привычек она не сказала.

Позднее, когда ей удалось взглянуть на все более отстраненно, она поняла, что преувеличила. Элиса посмотрела на нападки Валенте с точки зрения их соперничества: понятно, его раздражало то, что она всегда раньше него приходит к цели. С другой стороны, она слишком робела в его присутствии. Валенте мог казаться непостижимым, неописуемым существом, но в конце концов он был просто более или менее хитрым придурком в кубе, который не упускал возможности ранить ее, когда замечал слабинку. Только это не его заслуга, а ее упущение.