Она посмотрела на него исподлобья:

– Потому Генриха вы не останавливаете?

Он вздохнул:

– Зла в мире слишком много, мы пресекаем только самое явное. Но мы не боремся за тех, кто сам не желает быть спасенным.

Ей почудилось в его тоне неясное предостережение.

– Это как?

Он погладил ее по голове.

– Есть закон, а есть совесть. Мы можем покарать человека, преступающего закон, а вот живущего не по совести… увы, человек должен сам научиться жить с нею в ладу. Ты идешь вниз или остаешься?

– А ты?

– Я спущусь во двор, нужно получше познакомиться с рыцарями.

– Тогда я буду в своих покоях.

– Хорошо.

– Не задерживайтесь, мой господин!

Он спустился по длинной винтовой лестнице, внутри башни настолько темно и неуютно, что на выходе его ослепило яркое солнце.

Перигейл показывал рыцарям, что помоложе, приемы защиты щитом от удара снизу, Лоенгрин посмотрел, сказал со вздохом:

– Эх, если бы все можно было решить молодецким ударом меча.

Перигейл спросил встревоженно:

– Что, кто-то затевает мятеж?

Лоенгрин покачал головой.

– Нет… впрочем, не знаю. Может, и затевает. Но мятеж – это не самое опасное.

– А что может быть опаснее?

Все слушали внимательно и настороженно. Он чувствовал, как исподтишка рассматривают, сравнивают размах его плеч и крепость фигуры со своими. Победитель Тельрамунда, по общему мнению, должен быть крупнее грозного графа, а если почти такой же, как и они, то в чем его сила?

– Я обратил внимание, – ответил Лоенгрин кротко, – в замке нет церкви…

Перигейл сказал быстро:

– Есть часовня!

Лоенгрин кивнул:

– Заметил. Маленькая и запущенная. А где священник? Почему я его до сих пор не видел?

– Весь в делах, – ответил Перигейл с неопределенностью в голосе.

– Это как?

– Ну, кому-то дает отпущение грехов, – объяснил Перигейл, – у кого-то принимает последнее дыхание, кого-то крестит… Он в основном ходит по селам.

– А что, в селах нет церквей?

– Нет, ваша светлость.

Лоенгрин нахмурился, покачал головой. Взгляд упал на парня, тот вышел из подвального склада и шел к телеге. Плечи и волосы стали белыми от просыпавшейся муки. Он замедлил шаг, жадно прислушиваясь к разговорам рыцарей. Навстречу шли с мешками, один толкнул, парень отступил в сторону, но даже не огрызнулся, хотя, судя по виду, задиристый и драчливый, такие себя в обиду не дают и за словом в карман не лезут.

– Ладно, – произнес Лоенгрин задумчиво, – с церквями потом, это не самое срочное… Эй, подойди-ка сюда!

Парень услышал оклик, оставил мешок на телеге и бегом подбежал к Лоенгрину. Крепкий, широкий в плечах, налитый буйной нерастраченной силой, он смотрел с веселым вызовом, но в то же время преданно, как большой сильный пес смотрит на обожаемого хозяина.

– Как зовут?

– Нил, – ответил парень. – Просто Нил, ваша светлость.

Лоенгрин вскинул брови, у парня такой вид, что только в последний момент не стал называть родовое имя, словно у простолюдина оно может быть, оглядел парня с головы до ног.

– Ты выглядишь крепким и смышленым. Во всяком случае, ты заметил слабые и сильные стороны Тельрамунда.

Нил дерзко ухмыльнулся.

– Они на виду!

– Но другие их не видели, – напомнил Лоенгрин.

Нил поморщился.

– Да тут такие рыцари… Им бы только пьянствовать да служанок на сеновал таскать.

Сэр Шатерхэнд моментально налился гневом, грянул мощным голосом просыпающегося льва:

– Придержи язык, земляной червь!

Парень покорно присмирел. Лоенгрин задумчиво оглядел его снова с головы до ног.

– Чем ты занимаешься?

– Помогаю дворовым людям, – ответил парень неохотно. – Кузнецу таскаю уголь и железо, кожевнику – шкуры, гончару вожу глину от реки, рублю лес, доставляю из сел зерно, муку, сыр, мясо, даже пригоняю скот…

Лоенгрин слушал с интересом.

– И не падаешь от усталости? По-моему, у тебя день занят от зари до зари. Потому ты такой жилистый? А о воинских подвигах не мечтаешь, верно?

Нил тяжело вздохнул.

– Ваша светлость, не травите рану. Как не мечтаю? Полжизни бы отдал…