Королева Голда повела на него усмешливым глазом, но повернулась к Лоенгрину, в глазах ее таился смех, она сказала весело:

– Ваш друг, кажется, уже знает, чем ему заняться… И вы, мой господин, чувствуйте себя свободным, делайте с нами, что хотите, что изволите, что возжелаете… И мы сделаем для вас все, что скажете… или даже подумаете!..

– Ого, – сказал он, – вы умеете читать мысли?

Она рассмеялась снова.

– Разве сложно читать мысли мужчин?

– Думаю, – ответил он, – мужчин… сложно. Не все же, кто носит штаны, – мужчины?

Она расхохоталась, показывая влажный рот, такой же жгуче красный, как и толстые пухлые губы.

– Интересная шутка!

– Это не шутка, – сказал он мирно, – многое изменилось. Даже значения слов…

Она бросила лукавый взгляд в сторону ошеломленного Нила, лицо его красное и вспотевшее не просто говорит яснее ясного, что он чувствует и чего жаждет, а кричит во весь звериный голос.

– Правда?

– Правда-правда, – заверил он. – Конечно, не все… Изменения происходят медленно.

– Я не верю в изменения, – сказала она победно. – Боги создали вечный мир, в котором все предопределено и все повторяется. Мойры следят…

– Да-да, – прервал он. – Коней наших тут покормят?

– Покормят, – заверила она с улыбкой. – Они уже получают то, что у вас еще впереди… Вы желаете сперва искупаться или же…

Нил замотал головой так яростно, что уши захлопали по сторонам, как у охотничьей собаки.

– Купаться потом! – заявил он. – Или я сейчас лопну! Я иду!

В ответ на его вопль из-за шелковой занавески протянулись обнаженные женские руки, ухватили его за пояс, и он со счастливым воплем дал себя утащить за эту непрочную преграду.

Лоенгрин рассчитывал, что увидит Нила хотя бы к вечеру, Нил все-таки стесняется благородного господина, образцового во всем и во всех отношениях, потому, как и где тешит плоть, догадаться трудно, но, когда в саду вспыхнул жаркий огонь в светильниках, разгоняя медленно накапливающийся мрак, зазвенел приближающийся женский смех, стена зелени раздвинулась, Лоенгрин уже готов был увидеть оруженосца, но появилась улыбающаяся Голда.

Из одежды на ней только небольшая гирлянда цветов и нитка дивных ракушек, но с ее фигурой любая одежда будет выглядеть оскорбительной, и Лоенгрин успел подумать, что со времен язычества идеалы женских пропорций изменились в сторону утонченности и одухотворенности, в то время когда раньше царствовала вот такая чувственная плоть…

Раскачивая широкими бедрами, она подошла вплотную и взглянула крупными томными глазами навыкате, очень живыми и блестящими.

– Мой герой, – проговорила она низким чувственным голосом, – ты еще не видел моего дворца внутри…

Лоенгрин поднялся и сразу оказался на голову выше.

– Пойдем посмотрим?

– Ты очень разборчив, – упрекнула она. – Столько красивых девушек пытались подарить тебе любовь!

– Это для моего слуги, – ответил он.

– А герою нужна сразу богиня?

Она расхохоталась и прижалась к нему нагим горячим телом, обняв одной рукой и понуждая идти в сторону сказочного дворца, засверкавшего в огнях расположенных вокруг светильников.

Утром Лоенгрин, обнаженный до пояса, быстро ополоснул лицо и грудь в холодном ручье, избегая разнеживающих ванн с теплой водой и плавающими на поверхности лепестками роз, повернулся в сторону укрытых за пышными цветущими кустами конюшен, пора проверить, как там и чем кормят коней, как вблизи прозвенел легкий женский смех, кусты раздвинулись и вышел его оруженосец.

Он обнимал сразу двух девушек, а третья шла сзади и бросала в них цветами, а когда на нее перестали обращать внимание, нагнулась и со смехом укусила Нила за ягодицу.

Нил, растеряв почти всю одежду, штаны все-таки сохранил, а у женщин из одежды только гирлянды из ярких цветов.

Оказавшись на поляне, он торопливо и смущенно поклонился своему хозяину.

– Ваша светлость…

– Не стесняйся, Нил, – ответил Лоенгрин мирно. – Однажды все проходят эту проверку. Говорим про огонь, воду и медные трубы, но про главное испытание стыдливо умалчиваем.

– Ваша светлость?

Лоенгрин пояснил:

– Настоящее испытание – женщины. В нем мало героического, потому и помалкиваем, но стойкости требует больше, чем самая кровавая битва. Садись, будем завтракать.

Нил осторожно сел, женщины сразу же прижались к нему, а одна уселась ему на колени и обхватила за шею.

– Какой завтрак, – взмолился Нил, – я все время что-то да ем! Даже ночью жрал в три горла.

– Что?

– Не знаю, – признался Нил. – Что-то суют в рот, а в кубки наливают и наливают. Никогда столько не жрал и не пил, как только и влезло! Но вкусно, скажу честно. Дома такого не случалось пробовать ни разу в жизни.