– Жанна! – крикнула из соседней комнаты Антуанетта. – Не нашла!

– Никогда она ничего не может найти, даже у себя под носом! – сказала Жанна.

Она тоже скрылась в соседней комнате, и до Майа донеслось перешептывание сестер. Он огляделся. Кухонька так и блестела чистотой. На столе, покрытом белой клеенкой с вшитыми по краям палочками, чтобы лежала ровно, стояла наполовину пустая бутылка вина. Закупорена она была фигурной пробкой, изображавшей голову какого-то губастого, щекастого пестрораскрашенного дядьки.

Вернулась Жанна и протянула ему мохнатое полотенце, пахнувшее тмином. За ней явилась Антуанетта с двумя щетками и гребнем. Обе они были очень тоненькие, почти одного роста, и так как обе были одеты в одинаковые платьица, то казались близнецами.

– Хотите причесаться?

Жанна выхватила гребенку из рук сестры и сунула ее Майа.

– Обо всем-то вы подумали, – сказал Майа.

На шпингалете окна висело зеркальце. Он подошел к нему.

– Какие у вас волосы красивые! – сказала Жанна.

– Жанна! – с упреком крикнула Антуанетта, и краска медленно залила ее лицо.

– Что думаю, то и говорю, – сказала Жанна, дернув плечиком.

– Какие вы милые, – серьезно сказал Майа, – обе ужасно милые.

Антуанетта робко улыбнулась. Теперь пришла очередь щетки. Как и в случае с гребнем, Жанна выхватила щетку из рук сестры и подала Майа.

– Вы тоже очень, очень милый.

– Ну, вряд ли, – сказал Майа. – Будь я милый, разве вы приняли бы меня за вора?

– Вы тогда еще не помылись, – возразила Жанна. – А главное, я вас тогда не знала, – добавила она.

Майа, поставив ногу на перекладину стула, ожесточенно чистил брюки, и от них облаком летела пыль. Он остановился и, держа щетку в руке, с улыбкой посмотрел на Жанну.

– А теперь знаете?

– Знаю.

– Я вам тут уйму пыли напустил.

– Можно открыть окно, – сказала Антуанетта.

– Нет, – решительно запротестовала Жанна, – сейчас в окно еще больше пыли налетит, все же кругом разбито…

– Возьмите, пожалуйста, – сказала Антуанетта.

На сей раз она опередила сестру и вручила Майа сапожную щетку,

– Спасибо, – сказал Майа.

И улыбнулся обеим.

Теперь сестры рассказывали с бомбежке. Страшнее всего, по их словам, был свистящий звук, с каким самолет входит в пике. Кажется, что он ищет именно вас, именно на вас злобно нацеливается, метит в вас. Антуанетта сказала, что вообще война ужасная вещь и она не понимает, как у мужчин хватает храбрости воевать.

– Они боятся не меньше вас, – заметил Майа.

– Ну что вы, – сказала, тряхнув волосами, Жанна. – Она ведь во время бомбежки не перестает реветь и трясется.

Антуанетта повернулась к Майа.

– Как жаль, что вы раньше не пришли. Мне кажется, нам было бы не так страшно.

Майа положил сапожную щетку на край стола.

– Вот как? А почему?

– Сама не знаю. Может быть, потому, что вы военный.

– Вот дура, – сказала Жанна, – бомбы и военных тоже убивают.

– Для того-то военные и находятся здесь, – сказал Майа.

И поспешил улыбнуться, потому что сестры изумленно уставились на него. Ему стало чуть грустно при мысли, что приходится уходить, что уже наступает конец этим минутам душевной свежести.

– Может быть, выпьете чего-нибудь?

Не дождавшись ответа, Жанна уже вынула из шкафа стакан, протерла его кухонным полотенцем и, вытащив из бутылки фигурную пробку, налила три четверти стакана. Майа закурил и подумал, что вот только докурит и уйдет.

– А машину мосье Тозена здорово повредило? – спросила Жанна.

– Порядком.

– А почему вы смеетесь?

– Я не смеюсь. Я просто говорю, что машину порядком повредило, вот и все.

– Бедный мосье Тозен, – сказала Жанна, – он так дорожил своей машиной!

Майа отхлебнул глоток вина и сразу же затянулся. Это чередование жестов напомнило ему рыжеголового сержанта в той кухоньке на вилле.

– Ну вот, видите, вы смеетесь, – сказала Жанна.

Он рассказал сестрам об этой своей встрече. Рассказывал он медленно, потому что по ходу действия переводил свою беседу с денщиком на французский язык. Девушки дружно рассмеялись. «Боже ты мой, – подумал Майа, – а я ведь почти забыл, что на свете существует такая прелесть, как девичий смех».

– А дальше что? – спросила Жанна.