В связи с уничтожением архива Медведева, который им тщательно сохранялся, поскольку он всю жизнь занимался разработкой определившихся с юности тем и поставленных перед собой задач, приходится особенно внимательно присмотреться к его детищу — «Запискам Передвижного театра».

Осенью 1922 г. Медведев по приглашению режиссера, актера и поэта П. П. Гайдебурова [68] и актрисы Н. Ф. Скарской (сестры Веры Комиссаржевской) вступает в «братство» руководимого ими Передвижного театра, становится заведующим репертуаром и редактором журнала «Записки Передвижного театра». Сближение Медведева с труппой этого театра, одного из самых самобытных явлений петербургской культуры (по его словам — «явления единственного в художественной культуре современности» [69] ), произошло в Витебске, где театр побывал в 1919 г. С этого времени Медведев стал вести в журнале критическую рубрику «Литературный дневник».

«Передвижной театр, — вспоминал в 1973 г. Бахтин, — пользовался в то время довольно широким успехом». [70] Феномен Передвижного театра являл собою своеобразную жизненную параллель к бахтинской «философии поступка». «Личность должна стать сплошь ответственной» [71] — этот постулат мог быть взят эпиграфом к творческой деятельности большого и цельного художественного коллектива.

На Палестре Передвижного театра Медведев читает курс психологии творчества, цикл докладов о Достоевском, предваряет спектакли вступительным словом, выступает с докладами о Передвижном театре.

По тематике (в частности, обсуждению проблем поэтики), созданию авторского коллектива журнала [72] , по характеру публикуемой в каждом номере библиографии, как и по публикациям Медведева, этот печатный орган напоминает профессорскую кафедру, посвященную теории и психологии художественного (не только театрального) творчества. «Здесь выявляется немалое число вероятных связей — между научным творчеством М. М. Бахтина и замечательным во многих отношениях феноменом… <…> все еще ждущим своего историка (как, впрочем, и сам театр, чье имя по праву должно было бы встать в один ряд с театрами Станиславского и Мейерхольда)», — пишет профессор В. И. Тюпа, ратующий за «возвращение в культуру позабытых собеседников Бахтина». [73]

Идея «коллективной личности» всегда привлекала «передвижников». Философ А. Мейер, учредитель религиозно-философского общества «Воскресение» (в связи с которым был позднее арестован Бахтин), трактовал ее так: «Проблема коллективного творчества — это следующая очередная задача в деле домостроительства Божия. Не важно, что лагерь, который намечает эту задачу, берет ее вне христианства. Это недомыслие вредно, но оно не обесценивает вполне самого делания. Социалисты лепечут о материализме, но не стоит с этим слишком считаться. Не в нем дело. <…> Идеал есть. Пока еще он рисуется только в плане экономическом, глубже не проводится, потому что идеология убогая. Это слабость, но путь намечен. <…> В нем слово сказано, хотя и убого: воссоединение замысла и исполнения». [74] «Сейчас мы стоим на перевале русской культуры… <…> Подлинного национального Ренессанса ждем мы», — писал в те годы Медведев. [75]

Издавая в 1930 г. «Записные книжки Ал. Блока», Медведев, уже рискуя, сохранил подлежавшие исключению и замене принятым многоточием записи Блока о Мейере (арестованном 11 декабря 1928 года по делу о «Воскресении», первоначально приговоренному к расстрелу и в то время находившемуся на Соловках).

«Ключевой идеей эстетики „Записок Передвижного театра“ следует признать идею соборности искусства, выдвинутую Вячеславом Ивановым, который „как мыслитель и как личность“, по словам Бахтина, „имел колоссальное значение“». [76] Медведев считал Вяч. Иванова «провозвестником новой эры соборного, всенародного творчества» [77] , «крупнейшим нашим современником». [78] Однако, по его мнению, «передвижники» пришли к «соборности» вполне самостоятельно. [79]

«Это действительно „новое“ сознание, оно не вне личности, это не роевое сознание „хора“, в котором определенность лица, растворяясь, исчезает. Им только усвоен хоровой принцип равноправия всех сознаний. Но одновременно им усвоен и принцип личностного самоопределения, завоеванный уединенным сознанием в борьбе против авторитарности», — пишет далее В. И. Тюпа. [80]

Крэйг Брандист, многолетний исследователь российских научных архивов, нынешний руководитель международного Бахтинского центра, стремится «рассмотреть идеи Бахтина именно как существенный вклад в диалог, протекавший внутри научных институций и школ и между ними — в конкретный исторический момент». «Значимость этого общего диалога» представляется исследователю даже «более существенной, чем значение наследия самого Бахтина». [81] Но одно не существует без другого, как не может оно существовать без наследия Медведева, нашедшего истоки «теории общения» в творческом пути Льва Толстого, контекст своей мысли — в наследии Н. Михайловского, В. Соловьева, Ап. Григорьева — до А. Блока, М. Пришвина и О. Мандельштама включительно. В упоминавшейся анкете Зубовского института в 1924 г. Медведев писал: «Наиболее часто мои мысли перекликаются с А. Н. Веселовским, Оск. Вальцелем, Г. Лансоном, Ап. Григорьевым и В. М. Жирмунским». К этим именам следует присоединить множество других, встречающихся в его публикациях и материалах — от В. Чудовского, Г. Шпета и Г. Ви-нокура до формалистов, с работами которых он знакомил своих витебских коллег. [82] Не стоит забывать и того, что философско-эстетическое наследие «молодого ученого» Бахтина стало доступно благодаря его книге о Достоевском, изданной Медведевым в 1929 г., а жизнь Бахтина была спасена связями Медведева с А. Н. Толстым, М. Горьким и А. Луначарским. [83] Это не умаляет значения позднейшей деятельности бахтинского окружения 1960-х гг., но свидетельствует о преемственности усилий.

В докладе на XIII Бахтинской конференции [84] мы вплотную подошли к обоснованию диалогического феномена «Круга», показав психологическое, социальное и творческое лицо его полифонии. Сегодня, усилиями ряда исследователей, «Круг» уже перестает быть лишь биографической подробностью жизни Бахтина, он предстает как самостоятельный культурный феномен. «Я не могу обойтись без другого, не могу стать самим собою без другого; я должен найти себя в другом, найдя другого в себе (во взаимоотражении, во взаимоприятии)». [85] В этих и других персональных свидетельствах Бахтина (в начале и в конце его творческого пути) коренится вершинная ступень межличностного духовно-интеллектуального общения — явление, осмысленное Бахтиным и обоснованное им в философии диалога и полифонии, в творчестве Ф. М. Достоевского, в его теории авторства. В «Круге М. М. Бахтина» это интеллектуальное явление получило реальное, жизненное и творческое воплощение. [86] В этом — смысл и «секрет» феномена.

Подводя итоги XIV Международной Бахтинской конференции в Италии (июль 2011), профессор Г. Л. Тульчинский сосредоточился на философском содержании и значении многочисленных докладов. «Прежде всего, — по его словам, — это относится к идее диалогичности смыслообразования, выработанной М. М. Бахтиным. <…> Как следствие, на конференции четко выразилась переоценка отношений М. Бахтина и „его окружения“. Если еще недавно М. Бахтин выступал как своеобразный культурный герой, „основавший то-то“, „давший начало тому-то“, которому приписывалось авторство работ Волошинова и Медведева, то теперь уже становится ясным, что „бахтинский круг“, <…> как подчеркнул А. Понцио (Университет Бари, Италия), — это было неформальное сообщество интеллектуалов, интенсивно общавшихся, обсуждавших общие темы и проблемы, читавших тексты друг друга, высказывая свои соображения о прочитанном. По мнению С. Падильи (Федеральный университет Мато Гроссо, Бразилия), немалую роль в этом играло неформальное обыденное общение. И у каждого из участников этого общения был свой голос, который со временем звучит все отчетливее и весомее. <…> Речь идет о круге талантливейших российских интеллектуалов, ярких творческих личностей, пытавшихся не только выжить и работать в условиях жесткого идеологического давления и репрессий, реализуя опыт отечественной и европейской научной, философской и религиозной мысли, но и <…> возможности социологического подхода к сознанию и языку, гипертрофированного советским марксизмом». [87]