Предлагать карьеру священника Гарри даже и не пытался. Во-первых, он с трудом мог представить себе Эдварда, ведущим кого бы то ни было к духовному просветлению, а во-вторых, Гарри на самом деле вовсе не хотел отделаться от брата.

— На этой неделе я получил письмо от Анны, — заметил Гарри.

Их сестра, в возрасте семнадцати лет вышла замуж за Уильяма Форбиша и с тех пор не возвращалась домой, а в конце концов обосновалась в Корнуолле. Она ежемесячно писала Гарри, рассказывая о своем выводке. Гарри отвечал ей на русском, и как-то раз объяснил, что если она не будет использовать язык, то совершенно его забудет.

Анна ответила, вырезав это его предостережение, наклеив на чистый лист бумаги и подписав внизу по-английски: «Этого я и добиваюсь, братишка».

Гарри посмеялся, но не прекратил писать ей письма по-русски. И, по всей видимости, она давала-таки себе труд читать и переводить их, поскольку в ее письмах часто содержались уточняющие вопросы.

Переписка была интересной, Гарри с нетерпением ждал писем сестры.

Эдварду она не писала. Пыталась, но прекратила попытки, когда поняла, что он никогда не напишет в ответ.

— Дети здоровы, — продолжил Гарри.

У Анны их было пятеро, все мальчишки, кроме младшенькой. Иногда Гарри задумывался, как сейчас выглядит его сестра. Он не видел ее со дня своего отъезда в армию.

Гарри откинулся на кресле и ждал. Чего угодно. Пусть Эдвард скажет что-нибудь, двинется, ударит кулаком в стену… С наибольшей вероятностью он ждал просьбы о деньгах, поскольку именно это, без сомнения, привело брата в кабинет. Но Эдвард молча постукивал по полу носком ботинка, то поддевая уголок темного ковра и загибая его, то вновь расправляя ударом каблука.

— Эдвард?

— Ты бы лучше прочел это письмо, — неприветливо ответил Эдвард и двинулся к выходу. — Мне сказали, что это важно.

Гарри подождал, пока брат уйдет, и взял послание военного министерства. Они редко общались с ним подобным образом. Обычно просто присылали кого-то с документами, и все. Он поддел пальцем печать, сломал ее и открыл конверт.

Письмо было коротким, всего в два предложения, и совершенно ясным. Гарри следовало немедленно явиться в Хорс Гардс [16] .

Он застонал. Ничто, требовавшее его личного присутствия, не оборачивалось для него добром. В последний раз его вот так срочно вызвали, чтобы заставить нянчиться с престарелой русской графиней. Ему пришлось буквально приклеиться к ней на целых три недели. Она жаловалась на жару, на еду, на музыку… Она не жаловалась только на водку, да и то потому, что привезла ее с собой.

И еще она все время его угощала. И заявляла, что тот, кто говорит по-русски так хорошо, как Гарри, просто не может пить английскую бурду. Этим она, кстати, немного напоминала ему бабушку.

Но Гарри не пил ни капли и ночь за ночью упорно выливал содержимое своей рюмки в какое-то комнатное растение.

Удивительно, но растению это пошло на пользу. Возможно, лучшим во всем задании был момент, когда дворецкий, нахмурившись, оглядел это ботаническое чудо и произнес:

— Не думал, что оно умеет цвести.

Тем не менее, Гарри вовсе не горел желанием повторить этот опыт. Но, к сожалению, он редко когда имел роскошь отказаться. Вот, кстати, забавно. Это они в нем нуждались, ведь переводчики с русского на дороге не валяются. И все же считалось, что он должен плясать под их дудку.

Гарри поразмышлял, не закончить ли сначала страницу, над которой он работает, но затем решил ехать сразу. Лучше поскорее с этим покончить.

Кстати, та графиня уже вернулась домой в Санкт-Петербург и сейчас, вероятно, жаловалась на холод, на солнце и недостаток английских джентльменов, носящихся с ней, как с писаной торбой.

Чего бы от него ни хотели, хуже, чем она, быть уже не может, не так ли?

Все оказалось гораздо хуже.

— Какой-какой принц? — переспросил Гарри.

— Принц Алексей Иванович Гомаровский [17] , — ответил мистер Уинтроп, обычно осуществлявший связь Гарри с военным министерством.

У Уинтропа возможно было и имя, но Гарри о нем ничего не знал. Для Гарри он оставался просто мистером Уинтропом, среднего роста и телосложения, с обыкновенными каштановыми волосами и совершенно незапоминающимся лицом. Насколько Гарри мог судить, он никогда не покидал здания военного министерства.