Было не очень холодно, но изо рта Женевьевы вырывались белые облачка пара. Она в растерянности остановилась перед герцогом.

— Добрый вечер, мисс Эверси. Присаживайтесь, прошу вас. Сегодня звезды особенно прекрасны, ослепительны, словно их промыл дождь.

Герцог говорил тихим голосом, как человек, который в полночь прячется в саду. Но в нем не было ни капли торжества.

Женевьева колебалась.

Он похлопал рукой по скамье, приглашая ее сесть.

Она села рядом с ним. Даже сквозь плащ Женевьева ощутила холод камня. Она спрятала руки в широкие рукава, чтобы согреться, упрямо опустила голову и принялась разглядывать ноги, вместо того чтобы последовать приглашению герцога любоваться звездами.

Внезапно она вскинула голову, словно от резкого звука.

Герцог пристально смотрел на нее. Он не отвернулся и не стал притворяться, будто в его взгляде не сквозит восхищение. Он пожирал ее глазами, представлял, что он хотел бы с ней сделать.

Уголок его губ приподнялся в ленивой довольной усмешке.

Дьявол. Женевьеве казалось, она видит в его глазах отражения созвездий. Когда мужчина смотрит таким взглядом, девушка способна потерять голову и забыть, где находится, забыть, кто она и кто он.

— Почему вы не торжествуете? — капризным шепотом спросила она.

— Торжествую? С чего бы это? Я подумал, вы пришли полюбоваться звездами, — с упреком ответил герцог. — Я очень рал вас видеть. Мы в вашем саду, в доме вашего отца, где любой может нас увидеть, если выглянет в окно.

Он что, играет с ней?

От смущения и разочарования Женевьева не знала, что ответить.

Герцог тихо рассмеялся, с печальным видом покачивая головой:

— Какой у вас разочарованный вид, честное слово, мисс Эверси!

Подлец! Что ж, отлично, она будет смотреть на эти проклятые звезды.

— Ха-ха! — фальшиво рассмеялась Женевьева и устремила взгляд в небо. — Конечно, вы правы. Ночь чудесная. Не говорите глупостей. Как можно испытывать разочарование, если на небе такие звезды…

Внезапно руки герцога начали поглаживать ее бедро так просто и непринужденно, словно он сделал вдох или потянулся.

Женевьева не закончила фразу, перестала думать, перестала дышать.

Наконец сделала дрожащий выдох.

На бедре не было ничего, кроме платья и поддерживающих чулки подвязок, и от прикосновения ладоней герцога к тонкому шелку платья ее кожа загорелась. Каждый крошечный волосок встал дыбом, словно упиваясь таким вниманием к себе. Женевьеве казалось, что все ее тело пылает, как в огне, или, вернее будет сказать, плавится.

Герцог медленно-медленно поглаживал ее ноги.

Боже! Женевьева открыла было рот, чтобы напомнить ему, что они договаривались только поцеловаться.

Вместо слов получилось нечто среднее между всхлипом и вздохом.

— Вы правы, — ласково согласился герцог.

Женевьева могла бы рассмеяться, но ощущение было слишком новым и захватывающим, от прикосновения рук герцога, ласкового поглаживания его пальцев ее охватило острое желание. И все ее тело, каждая клеточка мозга упивались этим ощущением, поэтому она была не в состоянии говорить. Она с трудом удерживала ноги сомкнутыми, чтобы не раздвинуть их в стороны, словно приглашая его. Было ли холодно? Они в доме или в саду? Женевьева сосредоточилась только на его прикосновении.

— Я бы никогда не посмел разочаровать вас, Женевьева, — произнес он хрипловато-нежным шепотом, который разжег ее фантазии точно также, как его пальцы обжигали ее кожу, делая невероятное возможным.

Руки герцога подкрались к низу ее живота и замерли. Лоно Женевьевы сладко заныло и сжалось.

Герцог был так близко, что она ощущала жар его тела, окутывавший ее, словно второй плащ. И теперь, когда все кости в ее теле будто растаяли — Женевьеве хватило сил сообразить, что произошло это слишком уж быстро, — у нее не оставалось выбора, кроме как прильнуть к нему.

Губы герцога приближались к ее лицу, и она вскинула голову.

Женевьева вздохнула с облегчением: можно было подумать, они целовались множество раз, будто поцелуй был столь же естественен для нее, как дыхание. Конечно, тон задавал герцог. Этот поцелуй был невыразимо прекрасным, его губы прикоснулись к ее губам легко, словно крылья бабочки, чтобы открыть ей целый мир новых ощущений и наслаждений. От одного лишь касания его губ все ее тело загоралось огнем.

— Мех, — одобрительно пробормотал он, не разрывая поцелуя и поглаживая оборку плаща.